Натан Рахлин: «Оркестр мой растет и развивается»

В Государственном большом концертном зале имени С. Сайдашева стартовал VII Международный фестиваль «Рахлинские сезоны», посвященный пятидесятилетию первого концерта Государственного симфонического оркестра РТ. «Казанский репортер» попытался разобраться в сложностях сохранения полувековых музыкальных традиций.

Оживление царило еще на подходе к залу. Почти тридцать восемь лет назад ушел из жизни основатель и первый дирижер этого коллектива — Натан Григорьевич Рахлин, а память о нем все еще живет, и имя его все еще волнует настоящих ценителей искусства. Об этом говорили все — и зрители в фойе, и музыканты перед началом концерта, и вышедшие к журналистам приглашенные «звезды» Международного фестиваля.

— Он был нашим Гагариным, — размышлял перед объективами телекамер нынешний художественный руководитель и главный дирижер Государственного симфонического оркестра РТ Александр Сладковский. — И смог вывести на орбиту музыкального мира созданный им коллектив.

«10 апреля состоится начало торжества духа — состоится первый концерт вновь созданного мною симфонического оркестра в Казани, — писал в одном из своих писем в 1967 году Натан Григорьевич. — Это будет настоящий оркестр столичного типа. Сколько, однако, крови, пота и усилий я потерял, но все еще продолжается отдача. Как я выживу, один Господь знает. Я с таким упоением создаю его по мелочам, подобно скульптору, что не замечаю ни времени, ни состояния здоровья». В другом письме — через несколько дней — вновь о своих мечтах: «Увлекся работой до упоения, вижу, как на глазах перерождаются люди, растет изумительный коллектив. Через года полтора в Казани будет один из лучших оркестров СССР».

На том самом первом концерте прозвучали «Чакона» И. С. Баха в транскрипции для оркестра, сделанной самим дирижером, прокофьевская «Классическая симфония», увертюра к ранней опере Р. Вагнера «Риенци», увертюра-поэма «Нафиса» Н. Г. Жиганова и, конечно же, обязательные для того времени «Ода о Ленине» А. И. Хачатуряна, «Песнь о Ленине» А. Н. Холминова, «Песнь народной любви» В. П. Чистякова.

Сегодня в репертуаре оркестра сотни сложнейших, интереснейших музыкальных произведений, составивших славу мировой классики. И ни одного идеологически навязанного.

С признания в любви и благодарности Натану Рахлину началось и сценическое выступление Александра Сладковского. Выйдя на авансцену, он долго говорил о роли выдающегося дирижера в становлении музыкальной культуры нашей республики, о преемственности уважительного отношения к симфоническому искусству у властей Татарстана, о тех, кто выступал на этой сцене в составе теперь уже прославленного коллектива в течение промчавшегося полувека.

И вдруг, изящно сбежав по ступенькам, Сладковский быстро направился к десятому ряду партера — там сидели «рахлинцы», те, кто работал вместе с основателем оркестра. Вручив каждому букет цветов и сказав несколько теплых слов, Сладковский вернулся на сцену.

— Пускай вместо слов, о наших чувствах говорит музыка, — произнес он и взлетел на дирижерский подиум.

Для открытия нынешних «Рахлинских сезонов» было выбрано невероятно сложное произведение — «Концерт для скрипки, виолончели и фортепиано C-dur, ор. 56″, известный также как „Тройной концерт“, написанный Людвигом ван Бетховеном в 1803 году, когда ему было 33 года. Солировали в казанском концерте талантливый пианист Вадим Холоденко, покоривший своей виртуозностью не только российского зрителя, но и европейских слушателей, Алена Баева — одно из ярчайших молодых дарований современного скрипичного искусства и виолончелист Евгений Румянцев, одинаково мастерски владеющий барочной виолончелью, виолой да гамба и электрогитарой.

— Мы знакомы давно, — призналась журналистам Алена Михайловна, — но ни разу не играли вместе. Да и „Тройной концерт“, насколько я знаю, никто из нас до этого не играл. А ведь это вершина, его не так часто удается сыграть. И я безумно счастлива, что это происходит именно здесь, в этом прекрасном зале, с оркестром, с которым нас связала одна общая любовь к музыке.

И это явственно ощущалось: „состязание“ группы солистов и оркестра было аккуратным, чисто исполненным, но очень осторожным. Музыканты словно боялись сойти с протоптанной на репетициях тропки, а потому особой глубины и объемности звучания не возникало. Бетховен дифференцирует музыкальную ткань по нескольким уровням: отношения оркестра и трио солистов, диалоги между самими солистами и „противостояния“ между каждым солистом и оркестром. В этой конструкции невероятно трудно выстроить звуковой и драматургический баланс, не имея за плечами безукоризненной сыгранности и уверенности в готовности партнера подхватить твою импровизацию прямо во время исполнения. Постоянный поиск новых форм выразительности был бы, на мой взгляд, той самой данью памяти Рахлина, о которой так много говорилось в этот вечер. „Будьте внимательны, — предупреждал он музыкантов во время репетиции. — На концерте, возможно, я буду дирижировать иначе“.

Вот этой легкости импровизаций здесь и недоставало. Сыгранный в одном частном собрании в 1808 году, концерт этот впоследствии долго не исполнялся, возможно, именно из-за сложности воплощения авторского замысла: воображаемый звуковой мир должен заменить слушателям мир реальных звучаний, раскрывая богатство внутренней жизни, ее „причудливость“, „странность“, „склонность к излишествам“ — именно так переводится итальянское слово „barocco“. А ведь бетховенский „Тройной концерт“ — сплав лучших традиций барочного концертирования с пламенной героикой и романтизмом.

Зато второе отделение с избытком восполнило этот недостаток.

„Фантастическая симфония“ — первое зрелое сочинение 26-летнего Гектора Берлиоза. Студент Парижской консерватории, он признавался другу: „Я готов был начать мою большую симфонию, где должен был изобразить развитие адской страсти; она вся в моей голове, но я ничего не могу написать“. А уже через два месяца он сообщал об окончании симфонии под названием „Эпизод из жизни артиста. Большая фантастическая симфония в пяти частях“. Однако название первой симфонии Гектора Берлиоза со временем „потерялось“, и на всех мировых афишах значится определение своеобразной трактовки композитором жанра, в котором было написано первое программное произведение в истории романтической музыки.

Артист, о котором повествует симфония в пяти частях, — сам Гектор. Это он с болезненной чувствительностью и пламенным воображением в припадке любовного отчаяния впадает в забытье, сопровождаемое тяжелыми видениями, во время которого его ощущения, чувства, его воспоминания превращаются в его больном мозгу в мысли и музыкальные образы. Пламенная любовь, ревнивый гнев, смятение страстей, убийство любимой, дьявольская оргия и непристойный танец его возлюбленной на шабаше — все смешалось в романтическом воображении Берлиоза. И музыканты удивительно точно и эффектно сумели передать воссозданные им в музыке образы.

Отмечу, что Сладковский дирижировал этим произведением на память — страстно, пламенно. Болезненно-фаталистическое чувство двоемирия передавалось им через пластику его тела. Господство душевных стихий находило свой выплеск во внешней экспрессии маэстро.

И ничем — ни жестом, ни взглядом — дирижер не выдал неподъемность этой партитуры, к которой так боялся приступить Натан Григорьевич, часто повторявший: „Это сложная вещь, до нее еще надо дорасти“. Весь гигантизм фантазийного замысла композитора казался соразмерным музыкантам республиканского симфонического оркестра.

Гектор Берлиоз — один из любимейших авторов Натана Рахлина. И наиболее часто игравшееся им на „бис“ произведение — „Венгерский марш“, один из трех симфонических эпизодов драматической легенды „Осуждение Фауста“. Он-то и прозвучал в завершении первого дня VII „Рахлинских сезонов“.

История появления этого марша напоминает детектив. По словам композитора, к нему пришел таинственный любитель музыки и попросил написать марш на тему одной из старинных венгерских мелодий. „Тема этого марша, которую я инструментовал и разработал, знаменита в Венгрии под именем Ракоци, она очень древняя и принадлежит неизвестному автору. Это боевой напев венгров“, — такое примечание сделал Берлиоз в законченной партитуре. Почти сразу же его произведение стало чрезвычайно популярным и под названием „Ракоци-марш“ было признано венграми как гимн национально-освободительного движения.

Однако этим полувековая преемственность музыкальной стратегии, которую можно обозначить как вектор „Рахлин — Сладковский“, не исчерпывается.

Через пару лет после первого выступления симфонического коллектива, в 1969 году, Натан Рахлин в письме к близкой подруге радостно сообщает о результатах: „Недавно я рискнул показать свой Казанский оркестр в Москве, которая фактически сейчас является безусловно центром мировой музыкальной культуры. После американских, французских, да и прекрасных оркестров в Москве — было страшновато, ибо публика избалована. Нас в филармонии встретили, конечно, скептически. Афиш почти никаких. Никакого солиста я тоже не пригласил, ожидая провал. И вдруг первый концерт 28 апреля произвел впечатление взорвавшейся бомбы. Ты не представляешь, что делалось в зале. Забегали министры, музыковеды, дирижеры, критики. Все бросились писать во все газеты. <…> Это фактически победа всесоюзного масштаба“.

Победой всеевропейского масштаба можно назвать грядущее в ближайшие дни событие: 29 апреля на знаменитом французском телеканале для меломанов Mezzo начинается многократный показ концерта Государственного симфонического оркестра РТ в „мекке“ музыкального мира — венском зале Musikverein.

После „победы всесоюзного масштаба“ Рахлин с горечью писал: „По приезде в Казань я ощутил, что она никому не нужна“. Какая будет реакция казанцев на победу всеевропейского масштаба — покажет время.

Точно так же, как и возвращение экспериментальных постановок в нынешний репертуар симфонического оркестра, полагаю, дело времени. Когда-то Натан Григорьевич стал инициатором не только детских музыкальных абонементов, но и музыкально-драматических постановок. Заботясь о воспитании зрителя, совершенствуя и приучая казанцев к серьезной симфонической музыке, Рахлин не боялся „спуститься“ до неподготовленной аудитории разнообразными сценическими опытами и в итоге сумел вырастить элитарного слушателя, который сейчас и заполняет театральные и концертные залы столицы."Оркестр мой растет и развивается», — с гордостью писал в своих письмах Натан Григорьевич.

Надеждой на ренессанс музыкально-драматических спектаклей стала афиша нынешнего фестиваля. Второй его день отдан последней сказке А. С. Пушкина «Золотой петушок». Голоса чтеца и оперных певцов, звучание оркестра и органа, соединение музыки и визуальных искусств — мультипликационные инсталляции и песочная анимация, драматическое искусство и шедевры отечественной музыки — все это возвращает нас в тот завораживающий мир, который так щедро дарил казанцам Рахлин, скажем, в спектакле об отношениях Чайковского и фон Мекк.

А в завершение нынешних «Рахлинских сезонов» по сложившейся традиции прозвучит Густав Малер. На сей раз — впервые в Казани — будет исполнена его Шестая симфония — «Трагическая».

— Рахлин уникален тем, что брался за нерешаемые задачи, — повторяет Сладковский. — Ведь если художник ставит себе упрощенные цели, он моментально начинает деградировать, но Рахлин потому и велик, что поставил оркестру невероятно высокую планку, которой мы стараемся соответствовать. Малер сегодня — это мерило всех оркестров. С исполнительской точки зрения это высокая гора, на которую мы, как альпинисты или армия, должны вскарабкаться.

Полвека — срок по вселенским меркам небольшой. Государственный симфонический оркестр РТ, можно сказать, еще в самом начале своего пути. Но уже сейчас становится ясна его парадигма — движение только вверх.

Зиновий Бельцев.

ФОТОРЕПОРТАЖ

www.kazanreporter.ru/post/22…tsya