От первого лица: Борис Березовский

Выдающийся пианист и член жюри XV Международного конкурса имени Чайковского — о конкурсных открытиях, музыкальных экспериментах и несуществующих кумирах.

Фото: Jas Sansi

О конкурсных неожиданностях

Я очень доволен этим конкурсом и теми открытиями, которые случились в процессе. В принципе мы, как профессионалы, знаем о многих талантливых ребятах, но два открытия в этот раз точно состоялись — те, о ком никто не знал, метеоры, которые упали с неба. Это прекрасно, и это главное в конкурсе. Я считаю, что он состоялся именно потому, что были имена и выступления, которых никто не ожидал.

О влиянии публики

У конкурса замечательная публика, которая принимает в нем активнейшее участие. Это традиция, которая сохраняется со времен первого конкурса Чайковского — когда Вану Клиберну не хотели давать первую премию (по политическим соображениям), в Министерстве культуры всерьез обсуждалось, что, если премию не дать, публика просто разнесет зал. Сейчас такой необходимости нет, но публика играет очень важную роль, и я горд за нее, что она так адекватно воспринимает все происходящее и имеет право влиять на исход конкурса. Нигде в мире нет такой публики, которая бы так влюблялась в исполнителей и поддерживала их, везде царит некоторое равнодушие, но московская публика в этом плане особая.

О конкурсе

Конкурс Чайковского дает музыкантам то, что и должен давать, — славу, возможность выступать. В моей карьере он сыграл огромную роль. Это один из самых престижных и самых сложных мировых конкурсов. Есть еще конкурс Шопена в Варшаве, но там не такой разнообразный репертуар. Конкурс Чайковского так построен, что нужно играть очень много разноплановой музыки, в том числе той, которая тебе на данный момент может быть не по душе, то есть нужно показать невероятное владение репертуаром плюс сыграть два концерта в финале. В этом отношении аналогов у московского конкурса нет.

О русской фортепианной школе

Для меня русская фортепианная школа — это невероятная виртуозность, эмоциональность, богатство звучания рояля и красота игры. В нынешнем конкурсе было как минимум два участника, которые абсолютно владеют всеми этими компонентами.

О консерваторском дипломе

Я получил диплом Московской консерватории буквально полгода назад. (В 1990 году Борис Березовский принимал участие в IX Международном конкурсе имени П. И. Чайковского и завоевал первую премию, но так как конкурсные выступления проходили одновременно с выпускными экзаменами, экзамены он не сдал. — Прим. ред.) Мы живем в такой стране, где бумажка важна. В советское время был известный пропагандистский плакат на тему, как живут таланты в капиталистическом и социалистическом обществах. В социалистическом скрипач играет в Большом зале Консерватории, а в капиталистическом — на улице. Потом его переделали, и появилась картинка с надписью: «Если ты думаешь, что ты гений, — принеси справку».

О выдающейся сцене

Я везде, на любой сцене чувствую себя уютно благодаря замечательной музыке, которую я играю. Но Большой зал Консерватории — особый. Здесь выступали выдающиеся музыканты, но это меня как раз мало волнует. У него потрясающая акустика, и он безумно красив. Таких красивых залов в мире очень мало.

О собственном исполнительском стиле

Собственный стиль — это когда ты абсолютно уверен в том, что ты делаешь. Тебе не нужны советы, и кто бы что ни говорил, тебе на это глубоко наплевать. У исполнителя классической музыки всегда много сомнений. У нас образование так построено, что музыкант все время слышит претензии: это у тебя не Моцарт, это не Бетховен, это не то, это не се. Но знаете, это как в дикой природе — сначала все едят маленьких крокодильчиков, но если крокодил выживает и вырастает, ему уже ничего не страшно. То же происходит в классической музыке — тебя долго критикуют, но в какой-то момент ты понимаешь: все, хватит! Я — такой, я играю так, я люблю это, и на чужие слова уже не обращаешь никакого внимания. Я довольно долго к этому шел, лет тридцать.

О силе музыкального воздействия

По своему воздействию музыка гораздо сильнее изображения. Я проводил эксперимент — играл цикл «Картинки с выставки» Мусоргского в сопровождении видеоряда. Оказалось, в изображениях нет необходимости, поскольку музыка действует на сознание сильнее, чем визуальный ряд. Представьте себе, например, фильм ужасов. Если поставить туда знаменитую тему из «Шоу Бенни Хилла», очень смешную, весь страх исчезает.

О фольклоре

Я провел в прошлом году фестиваль под названием «Музыка земли», в котором классика и фольклор исполняются вместе. Этот эксперимент оказался очень удачным, и я буду его продолжать. У классической музыки три основных источника — народная музыка, религиозная музыка, и большая часть классики вышла из аристократии, то есть ее создатели, заказчики — люди, у которых все есть в жизни, и они играют в свою игру, а для остальных это может быть не так важно. Французская музыка со времен королей в основном аристократична, в ней нет связи ни с религией, ни с фольклором, но есть эстетство. Дебюсси, Равель — невероятные эстеты, Мессиан при всей его религиозности все равно эстет. А в русской классике очень много от фольклора, который я обожаю. В румынской музыке Барток весь построен на фольклоре, и чтобы лучше понять того же Бартока, нужно исполнять и любить фольклор. Я обожаю Бартока, так же как и Стравинского, у которого «Весна священная» — это чистый фольклор, «Свадебка» — фольклор, о «Петрушке» я уж и не говорю. Вот эта связь меня очень интересует. Вообще, народная музыка — самая здоровая на свете. Она душевная и простая. На самом деле не так уж легко написать что-то просто и при этом гениально, но это понимаешь с возрастом.

О легендах в музыкальном мире

У меня нет кумиров. Дело в том, что все легенды так или иначе возникают от незнания. Когда говорят, что есть один поэт, или когда Бродский говорил, что есть четыре поэта (по словам Бродского, ХХ век дал четырех гениальных поэтов — Ахматову, Мандельштама, Пастернака и Цветаеву. — Прим. ред.), — это все жуткое упрощение жизни. На самом деле есть десятки, если не сотни, выдающихся поэтов, сотни выдающихся исполнителей. Люди любят создавать кумиров, и я их хорошо понимаю — ну у кого есть время разбираться во всем этом? Жизнь одна. Я занимаюсь музыкой всю жизнь, и для меня есть десятки выдающихся пианистов, но когда люди не очень разбираются, они начинают говорить, что вот этот самый лучший. На самом деле это не так.

О Москве

Я обожаю Москву, и последние два года живу здесь. Я театрал и обожаю ходить по театрам, в Москве их около 150 — все не успеешь обойти. Я люблю старую Москву — арбатские переулки, Патриаршие пруды, Красную площадь. Мы живем в стране, культура которой настолько разнообразна, а культурное наследие — музыкальное, литературное, живописное — настолько велико, что иногда хочется, чтобы все остановилось хотя бы лет на двести, чтобы передохнуть и переварить то, что уже сделано. Голова идет кругом и хочется закричать: «Хватит!»

Подготовила Ирина Осипова
cult.mos.ru