Пианисты выступили во втором туре конкурса Чайковского

Илья Рашковский. Фото: Анатолий Медведь/tchaikovskycompetition.com

Первым в дневную сессию прослушиваний второго тура выступил Лукас Генюшас, музыкант, за которого, пожалуй, больше всего «болела» музыкальная публика Москвы. Пианист начал свое выступление, как с чистого листа, Первой сонатой Брамса, соч.1. Несмотря на то, что конкурсное напряжение дало знать о себе мелкими текстовыми случайностями, это была игра высочайшего класса, в которой вопрос о трактовках, фортепианной технике и особенностях инструментального звучания просто не встает: Лукас Генюшас — опытный музыкант и пианист, для которого музыка — родной язык. Аристократический артистизм нашел отражение и в выборе этюдов Шопена (московской публике хорошо известно, что в репертуаре пианиста — все 24 этюда): № 3,4,5,6 — каждый стал маленьким исполнительским шедевром. В завершении программы пианист исполнил одну из трех «военных» сонат Прокофьева — тревожную и грозную Седьмую, ор.83. И хотя пианист играл великолепно, осталось легкое, необъяснимое логическими доводами «полсевкусие»: почти крамольная — учитывая блестящее исполнение — мысль, что он мог бы играть еще лучше. Если бы захотел.

Следом выступил самый юный участник конкурса Даниил Харитонов, очень органично звучавший в выбранной программе: знаменитая Чакона из ре-минорной скрипичной партиты Баха в обработке Бузони, «Сонет Петрарки 123» и особенно «Венгерская рапсодия» № 12 Ференца Листа были исполнены превосходно. Монументальную Вторую сонату Рахманинова пианист исполнил на высочайшем техническом и образном уровне, с трогающим до глубины души, пусть пока по возрасту юношеским, но пламенно искренним чувством, чистой любовью к исполняемой музыке.

Завершила серию дневных прослушиваний пианистка из Польши Юлия Кочубан, представившая польско-русскую сонатную программу: Вторая соната Гражины Бацевич, Третья соната Фредерика Шопена и Седьмая Прокофьева. Самым удачным стало яркое, выразительно проинтонированное исполнение сонаты Бацевич. В третьей Сонате Шопена, видимо, сказалось конкурсное волнение, что привело к заметным исполнительским потерям, однако, было и много хорошего: естественная фразировка лирических эпизодов, мягкое forte, и, конечно, эмоционально-личностное отношение к музыке оставили очень приятное впечатление. Однако эти же качества в Прокофьеве, вместе с нарастающей общей суетливостью в игре, уже не подкупали: исполнению не хватило монументальности, накала, выдержанности.

Заключительную серию прослушиваний II тура открыл Михаил Турпанов, как и в I туре, с интересной глубокой программой. В эпических «Вариациях на тему Генделя» Иоганнеса Брамса (одном из самых лучших образцов вариационного жанра в творчестве композитора) пианист властным исполнительским намерением провел слушателей по пути трансформации единой поэтической идеи в яркие, контрастные образы (искрящиеся и лучезарные, трагические и строгие, фанфарные и скерцозные) к монументальной кульминации — грандиозной фуге. Следом прозвучала ярчайшая из поздних сонат Скрябина — Седьмая. В исполнении Михаила Турпанова она, казалось, «обжигала» зал эмоциональными контрастами и зашкаливающим накалом экспрессии. В финале сонаты пианист будто швырнул в зал охапку искр разложенного аккорда в 25 звуков. И даже заключительные такты послезвучия не дали слушателям опомниться от звукового гипноза. Это была чрезвычайно сильное по воздействию исполнение. Очень стильно после скрябинской мистерии прозвучала последняя, архисложная пьеса из цикла «Двадцать взглядов на младенца Иисуса» Оливье Мессиана.

Следующий конкурсант, Николай Медведев, исполнил программу второго тура с чувством тотального, не прерывающегося ни на долю секунды, моторного и слухового контроля над игрой и звучанием инструмента. Пианист архитектурно выстроил Шестую сонату Прокофьева, а следом, на полном звуковом и образном контрасте к ударному Прокофьеву, были исполнены две прелюдии Дебюсси. В виртуозном парафразе Листа-Бузони «Воспоминание о „Дон Жуане“ Моцарта» пианист, казалось, эмоционально устал и «выключился», что почти не отразилось на техническом воплощении пьесы. Публика с большим одобрением приняла конкурсанта, а знаменитую парафразу провожали громоподобные аплодисменты: особенно рукоплескала галерка второго амфитеатра, традиционно переполненная студентами.

Прослушивания II тура завершились ярким и, как вихрь, стремительным выступлением Дмитрия Маслеева. Помимо до-мажорной сонаты Гайдна, исполненной в образе, в программе прозвучали две интереснейшие фортепианные транскрипции: блестящее исполнение сложнейшей двойной транскрипции «Danse Macabre» Сен-Санса-Листа-Горовица вызвало бурные аплодисменты, как и феерическое «Скерцо из музыки к поэме Шекспира «Сон в летнюю ночь» Мендельсона-Рахманинова. Программу конкурсного вечера завершил могучий листовский «Totentanz» — великолепные вариации композитора на тему средневекового напева Dies irae («День гнева»). Стоит отметить вкусовую храбрость (или легкомысленность?) пианиста: включение в программу вечера сразу нескольких произведений со знаменитой мрачной музыкальной темой Dies irae (в том числе «Вариации на тему Корелли Сергея Рахманинова) свидетельствует, как минимум, о бесстрашии, или даже дерзости пианиста, которые в итоге были награждены щедрыми аплодисментами зала.

Текст: Светлана Елина

www.rg.ru