Сергей Полтавский: «Я просто экспериментирую…»

Имя этого музыканта часто встречается на афишах. Я тоже имела удовольствие слышать его игру не один раз, как правило, в классических интерьерах Московской консерватории. Звук его альта прекрасен и глубок. Но, когда я узнала, что Сергей Полтавский, а это именно он, организует мини-фестиваль альтернативной музыки, посвящённый альту, с названием-признанием «Viola is my life», удивилась: зачем классические музыканты собираются на отнюдь не академической площадке и будут играть отнюдь не классику? И почему Сергей так увлечённо занимается электроникой, убедительно пропагандируя своей невероятной игрой это направление современной музыки? Конечно, я с удовольствием задала эти вопросы самому Сергею. А он — с удовольствием на них ответил.

-Сергей, круг ваших интересов поражает воображение: отбарочной музыки на виоль д’амур, Телемана и Генделя до произведений современных авторов — Владимира Мартынова, Георгса Пелециса, Павла Карманова, Гэвина Брайерса. Как вы всё это умудряетесь совмещать?

-Это произошло постепенно. В какой-то момент стандартный репертуар альта показался мне довольно узким. Безусловно, в XX веке композиторы обратили внимание на альт и было создано много произведений, но романтической музыки для него гораздо меньше, а барочной — совсем мало, что очень обидно для музыканта, ведь последняя невыразимо прекрасна. И именно поиски нового репертуара привели меня с одной стороны к виоль д’амур и к электронике с другой. Первым экспериментом для меня стала виоль д‘ амур. Неспроста, конечно. Ведь чаще всего именно альтисты играют на ней. Например, Вадим Васильевич Борисовский, «патриарх» русской альтовой школы, очень ее любил и всячески пропагандировал. Этот инструмент размером примерно, как альт, хотя струн у него гораздо больше — 14.

-Струны не жильные?

-Струны можно натянуть любые, но, если играть старинную музыку, то лучше, конечно, жильные, хотя и не обязательно. Виоль привлекла меня двумя вещами: своим необычным, непохожим ни на что тембром и тем новым пластом музыки, который можно было на ней играть. Это было моё музыкантское счастье — появилась возможность играть ту музыку, которую прежде я мог только слушать. Поэтому в барочную музыку я пришёл через виоль.

-А как оказались в электронной музыке?

-Увлечение электронной музыкой пришло ко мне позднее, тут тоже своя предыстория. С тех пор, как у меня появился первый компьютер, я очень интересовался программированием, но всё это было никак не связано с музыкой. В какой-то момент мне попалась пьеса австралийского композитора Роберта Дэвидсона «Spiral», она написана для альта — вернее, это канон для трех альтов, и я увидел авторскую ремарку, что произведение может быть исполнено и одним альтом, но при помощи электроники. Поскольку это совершенный канон, это возможно при помощи эффекта «дилея» (задержки звука), и таким образом один инструмент может сыграть всё произведение.

На тот момент, несмотря на давнее и уверенное знакомство с компьютером, о мире музыкальной электроники (а это совершенно отдельный мир), я практически ничего не знал. И в процессе подготовки этого первого произведения понял, что возможности абсолютно безграничны. Потому что электроника — это не стиль музыки, это просто инструмент с неограниченными возможностями. Похожая ситуация была, когда появление органа позволило одному исполнителю звучать на множество голосов. Собственно, орган можно считать акустическим синтезатором, потому что в нём используется принцип смешения тембров, так называемый аддитивный синтез. В оркестре заложена сходная идея, струнные играют группами одну партию и получается некий синтез звука. В электронике есть похожий эффект — «хорус», когда дублируются несколько голосов с небольшими отличиями, в результате получается более «жирный», как говорят электронщики, звук.

-Думаю, многие бы возразили — а как же живой звук? Это уникально, и каждый инструмент имеет свое звучание…

-Безусловно, да. Но тут встаёт вопрос: а нужно ли электронике копировать акустические инструменты? Такие попытки были и в 70-е, и в 80-е годы прошлого века. Производители электронных инструментов пытались полностью воспроизвести звук скрипки. Но до сих пор это один из самых неподдающихся синтезу звуков. Правильный ли это путь и нужно ли это? Мне кажется, что интересно именно сочетание электроники и живых инструментов. По такому принципу была написана одна из первых пьес Софьи Губайдулиной «Vivente — non vivente» (живое- неживое). Это сочетание дает контраст, на котором можно строить произведение, ведь сложно строить, когда контраста нет. Этот вопрос — живости звука — постоянно интересует исследователей и дизайнеров звука. Для преодоления механистичности вводятся различные стохастические (случайные) процессы, этому посвящено очень много в современных исследованиях на эту тему.

-Слушая вас, понимаю, что вы очень увлечены электронной музыкой. Это ваше второе Я?

-Возможно… Тем не менее, я не бросаю, вернее, активно продолжаю заниматься классической музыкой.

-Кто был вашим наставником и оказал на вас влияние?

-Мои педагоги в консерватории: Юрий Башмет и Роман Балашов. А также Татьяна Гринденко и ее ансамбль «Opus Posth», сотрудничество с ней было для меня невероятно ценным. А сейчас я экспериментирую именно с электроникой. Это совсем новое направление — live электроника, поэтому здесь все познается на собственном опыте. Этим летом я собираюсь на фестиваль Bang On a Can в США, где в том числе будет возможность сотрудничать с мэтрами американской электроники.

-Вот у вас сразу два концерта подряд — 20 мая с Вадимом Холоденко в Культурном Центре ЗИЛ с электронной музыкой и 23 мая — в Царицыно с чистой классикой — Гендель, Вивальди, Корелли… Сложно так быстро переключиться из одной эпохи в другую, перейти с электронной музыки на вечную классику?

-Непросто, но, если часто менять только эти две эпохи — возможно.

-Музыканты, которые учились, к примеру, в консерватории, и получили в её стенах академическое образование, чаще всего охватывающее пласт музыки с начала XIX до середины XX века, когда им надо исполнять современную музыку, обращаются за советами к специалистам именно в этой области. Должна ли современная музыка, как самостоятельный предмет, изучаться отдельно?

-Думаю, что она должна изучаться не отдельно, а в контексте с предшествующей музыкой, чтобы учащиеся видели непрерывный процесс трансформации, когда какие-то вещи из предшествующего музыкального стиля сохраняются, а какие-то отвергаются и провозглашаются новые. Для меня странно, что в консерватории, например, русская музыка изучается отдельным курсом. Не лучше ли давать этот материал в сопоставлении с европейской музыкой, чтобы у студентов складывалась более широкая картина? Русская и зарубежная музыка изучаются отдельно, по два года каждой, и у исполнителя формируется картина, где эти миры никак не связаны. Ведь интересны именно различия и сходства между европейской и русской музыкой, которые при такой системе сложнее проследить. То же самое с современной музыкой, с одной стороны, представлены Рахманинов, Мосолов, Прокофьев, Шостакович, Шнитке и так далее, но ведь в то же время европейский двадцатый век — это и Штокхаузен, и Ксенакис, и Найман… Они тоже разделены в учебном курсе, хотя это очень интересные параллели. Безусловно, каждый музыкант может их провести самостоятельно, но в образовательном курсе это правильнее, на мой взгляд.

-Но это же классика XX века… А как исполнять музыку действительно наших современников: Павла Карманова, Сергея Невского, Дмитрия Курляндского, Александра Маноцкова — где этому учат?

-Ну да, они очень разные, соответственно исполнитель должен обладать большими знаниями для исполнения такой музыки. Мне повезло, со всеми перечисленными композиторами я знаком лично, играл их произведения и имел возможность от первого лица слышать авторские указания и пожелания по поводу исполнения. А в общем случае, поскольку эти композиторы наши современники, именно сейчас и формируется стиль их исполнения. Безусловно, нужен баланс между теорией и практикой, только по трактатам и научным работам исполнять музыку не получится.

Отдельно хотел бы сказать про Павла Карманова, который является моим одним их самых любимых современных композиторов. Обычно его относят к минималистам, но для меня он шире этого стиля, я бы сказал, что он романтический минималист или минималистичный романтик. Всегда поражаюсь удивительной чистоте его музыки, и для меня большое счастье, что удаётся работать с ним, играя его музыку.

-Получается, что можно любить и играть и Генделя, и Карманова?

-Безусловно, кстати, у каждого из них есть своя «Музыка Фейерверка». А вообще современная музыка очень хорошо сочетается с барочной, потому, что в обеих эпохах большое внимание уделяется форме. Барочный композитор — это не романтический гений, создающий свое произведение в порыве вдохновения. Невозможно представить Баха, ушедшего в поле с блокнотом, и как Шопен, написавшего в итоге «Искусство фуги».

-Да, Бах очень строгий.

-Бах, безусловно, стоит особняком, но при этом не только у него, а у большинства барочных композиторов присутствует рациональное начало, которого романтической музыке XIX века — гораздо меньше. Именно этим барокко и современность хорошо сочетаются в концертах.

-Барочная музыка несёт в себе огромный духовный посыл. А в современной музыке какая духовность?

-Мне кажется, это очень сильно от композитора зависит. Тот же Пярт…

-Я не имею в виду Пярта или Шнитке. Там с духовностью всё в порядке. Давайте поговорим о наших современниках, живущих и творящих уже в веке XXI.

-Новое очень часто бывает шокирующим, поэтому, думаю, время расставит всё по своим местам. На нашем фестивале 10 июня будет и авангард, и минимализм, и очень много вещей которые с трудом мыслятся, скажем, в консерватории, хотя мы не собираемся пугать публику, скорее — удивить.

-Вот мы и дошли до вашего фестиваля. Как возникла его идея?

-Идея возникла после найденных нот квартета для четырёх говорящих альтистов Фредерика Ржевского. Когда я только перешел на альт, в училище был ансамбль альтов, созданный замечательным Георгием Безруковым наподобие ансамбля скрипачей Большого Театра. Мне посчастливилось играть в последнем составе.

-А в каком возрасте, кстати, вы на альт перешли со скрипки?

-В 14 лет. Альтовые ансамбли — они совершенно очаровательны, но в большинстве своем носят некий такой ретро-элемент, потому играются различные переложения типа «Весенних Вод» Рахманинова и т. п. А после найденных мной нот я увидел, что существует совершенно другая музыка для такого состава, радикальная и авангардная. Это меня очень заинтересовало, и появилась идея концерта, или, скорее, мини-фестиваля, в котором будет представлен альт, в тех произведениях, которые невозможно услышать в филармонии, консерватории, на классных вечерах и на обычных концертах, тот репертуар, который практически никто не играет, редкие произведения, очень разные, не только по стилям, но и по серьезности намерений композитора. То есть некие произведения-перформансы, цель которых — показать инструмент и поразить публику.

-Не как Ванесса Мэй будете поражать?

-Нет-нет, совершенно! Ванесса Мэй поражает своими популярными нарядами и шоу, а у нас совсем другое. Кроме того, есть произведения очень личные и глубокие, как например, трио Гэвина Брайерса «Lauda (con sordino)»: для альта, электрогитары и фортепиано. Идея фестиваля — показать не только альт, но и ансамбли с его участием, в сочетании с аккордеоном, контрабасом, электроникой. Будут и очень необычные произведения: квартет «Fortune» для четырех говорящих альтистов американского минималиста Фредерика Ржевского по 29-му сонету Шекспира. В нем исполнители играют и говорят текст, такой перформанс получается.

-А не сложно это исполнителю? Ход музыки не теряется?

-Это очень непривычно, мы отдельно учим тексты, отдельно — музыку, потом соединяем. К нашему действу присоединился театральный режиссер, очень помогая нам советами. Придёт к нам и Павел Карманов, который очень много написал для альта, и не только я ему благодарен за это, но и все альтисты наши…

-Он лично придёт?

-Да, обещался. Будет его сочинение для альта и арфы «Funny Valentine» (есть джазовый стандарт с таким названием), посвященное арфистке Валентине Борисовой. Вместе с Максимом Новиковым они играли премьеру и сделали первую запись, так что все будет из первых рук. Ещё Максим Новиков будет играть Георгса Пелециса, который в прошлом году написал 24 каприса для альта соло, что довольно неожиданно для композитора, который сам не играет на этом инструменте. Максим уже некоторые каприсы играл, он собирается их даже записывать. Это очень интересная музыка. Так же будут каприсы для двух для скрипки и альта тоже Пелециса, вместе с Карэном Шахгалдяном. Прозвучит также произведение голландского композитора Киля Мееринга «Янтарь и мороженое», для альта и аккордеона, играть будем я и Мария Власова. И в заключение фестиваля выступит грандиозный большой ансамбль — будут играть все участники. Это произведение американского композитора Катрин Рид, называется «Violas on a Roll», российская премьера.

Ну, и кроме того, будут ещё некоторые небольшие ансамбли, например, квартет для четырёх альтов под названием «Under radar», будет Майкл Догерти с дуэтом двух альтов под названием «Viola zombie», играем я и Ирина Сопова. Вообще, мне кажется, что состав альтистов подобрался уникальный: это Александр Акимов, концертмейстер «Виртуозов Москвы», замечательный альтист, Ирина Сопова, очень яркая, необычная, Михаил Ковальков, концертмейстер Большого театра, Максим Новиков, самый взрослый из нас, по заказу которого многие произведения были написаны. Я очень надеюсь, что этот концерт мы повторим, и альтисты, у которых не получилось участвовать в этот раз, присоединятся к нам.

-Кто вам помогал организовать фестиваль?

-Ну, во-первых, большое спасибо нашим альтистам, потому что без них этот фестиваль был бы попросту невозможен. Это наш первый проект, и он весь строится на энтузиазме.

Помощи очень много от самых разных людей: от Елены Харакидзян из «Арт-Брэнда», от лейбла «Длинные Руки», информационную поддержку оказывали Belcanto.ru, Colta.ru, Музыкальный Клондайк и многие другие. Я очень благодарен и дизайнеру Давиду Ованесяну, и музыкантам-не-альтистам, которые участвуют с нами, — это Павел Домбровский, фортепиано, Григорий Кротенко — контрабас, Карэн Шахгалдян — скрипка, Валентина Борисова — арфа, Мария Власова — аккордеон, Евгений Румянцев, который, хочу обратить внимание, будет играть на электрогитаре. Ведь все знают его как виолончелиста и лауреата конкурса Чайковского. А у нас он выступит в незнакомом для широкой публики качестве.

-Как публика воспринимает такие программы с электронной музыкой, вот, к примеру, вы выступали год назад с Вадимом Холоденко в Красноярске?

-Действительно в Красноярской филармонии немножко опасались, что мы можем отпугнуть публику своими экспериментами, поэтому первое отделение мы сделали абсолютно классическим, отделив романтическую музыку от электроники с минималистами. Судя по отзывам, всё прошло успешно, никто не пострадал.

-А здесь какие ожидания от публики, кто придёт, как думаете?

-Я рассчитываю на гигантское количество московских альтистов, людей, которые с альтом каким-то образом были связаны — надеюсь, им будет интересно (улыбается). С другой стороны, ДОМ — это культовая площадка, ориентированная на экспериментальную музыку. В один день там можно услышать тибетское горловое пение, на другой день это будет голландский нойз, а потом — фри-джаз и фестиваль Владимира Мартынова… Публика, которая ходит в ДОМ — это люди с широчайшим кругозором, причем с неклассическим. В то же время, надеюсь, удастся захватить внимание публики, которая ходит в консерваторию, но решится заглянуть и на такую более экспериментальную площадку, как ДОМ.

-Сергей, в свободное время чем ещё увлекаетесь (если оно остаётся, конечно)?

-В последнее время очень много времени занимает электронная музыка. С каждым разом узнаю всё больше. Горизонты постоянно отодвигаются, и это радует и пугает одновременно. Читаю много, но в основном это связано с музыкальными компьютерными технологиями. В тоже время стараюсь пополнять багаж барочными трактатами. Относительно недавно, наконец-то, вышло переиздание книги «Фундаментальная школа скрипичной игры» Леопольда Моцарта. Она довольна необычна, была еще в 1806 году переведена на русский язык и издана, а в советское время не издавалась, став библиографической редкостью. Сейчас она наконец-то доступна. С современной музыкой ситуация похожая — существует также большое количество литературы по синтезу звука, которая не была переведена на русский язык и вряд ли будет в ближайшее время.

В чём состоит основная проблема с электроникой в искусстве? Существуют либо специалисты, технари, которые хорошо разбираются в технологиях, в компьютерах, но у них отсутствует музыкантский опыт, очень часто нет образования (нередки случаи, когда они не знают нотной грамоты). Либо обратная ситуация — тем музыкантам-профессионалам, кому это интересно, времени не хватает, чтобы изучить компьютерные технологии. Да и сложно это для гуманитария — окунуться в программирование. Хотя в московской консерватории сейчас существует факультатив, где учат программировать в музыкальных средах, то есть в этом смысле какое-то движение вперёд есть. Недавно появилась такая площадка — «Граунд», это что-то типа современной галереи, только ориентированной на звук: там делают звуковые инсталляции, концерты и даже запустили школу обучения электронным технологиям от азов до самых сложных вещей.

-Но ведь гениальное произведение не запрограммируешь. Нужно вдохновение, и то самое нечто, как посыл от Бога…

-А лучше и то, и другое… Как говорится — был бы гений, а технология найдется. На западе эту проблему решают таким способом: люди, изучающие электронику, делятся на две группы. Одна группа — звукоинженеры, которые изучают, как программировать звук, а вторая — композиторы. Но главное то, что их учат делать совместные проекты. Технари отвечают за материально-технический результат, а композитор за художественный, таким образом происходит синтез и качественный скачок. Насколько я знаю, у нас пока ничего подобного нет, всё изучают самостоятельно. Но, думаю, это вопрос времени, всё больше информации становится доступной, всё больше заинтересованных людей. Ещё лет десять назад такая электроника была настоящим андеграундом, а сейчас многие из тех, кто тогда начинал, делают крупные проекты и для театра, и для кино, художественных галерей.

Итак, 10 июня в Культурном Центре ДОМ состоится первый мини-фестиваль альтернативной музыки «Viola is my life». Приглашаем!

Ирина Шымчак
Фото автора
и из личного архива Сергея Полтавского
http://muzklondike.ru