Сергей Ракутов: В филармонии должна звучать только классическая музыка

Тюмень породила множество талантов, в том числе, и на ниве художественного искусства. Один из таких самородков — Сергей Ракутов, художник-постановщик таких фильмов, как «Гарпастум», «Бумажный солдат», «Под электрическими облаками», «Яр», «Короткое дыхание», «Ключ от спальни», «Господа офицеры», «Жизнь и смерть Лёньки Пантелеева».

Приехав в Тюмень с персональной выставкой, приуроченной к Году российского кино, художник посетил заседание Киноклуба ТГИК, где поделился своими мыслями о современном кинопроизводстве, театральных постановках и многом другом.

О кинопроизводстве

У государства есть три миллиона долларов на съёмки определённого фильма или сериала, но само государство не снимает, а перепоручает производство продакшену, — говоря по-русски, кинопроизводственной конторе. А продакшеном сейчас объявляет себя любой человек, говорящий: «Я сниму за три миллиона!». Человек может соображать в кино, а может и не соображать.

Дальше начинаются звонки, собирание команды. Пока собирается команда, деньги кладутся в банк и съёмочный период оттягивается как можно дальше. Остаётся неделя-две до съёмок, начинаются дикие вопли: «Надо снимать, иначе меня посадят!». Лично я много раз эту фразу слышал. И без подготовки нормальной, без нормального планирования начинается вот эта съёмка. А у человека-то в голове квартира, недвижимость в Турции, яхта. Он же взял деньги не для того, чтобы фильм снять, как в Америке — там фильм снимается для того, чтобы заработать, а он -то взял деньги, чтобы яхту купить. А для того, чтоб его не посадили, он всё-таки должен снять фильм. И вот между такой Сциллой и Харибдой и существует этот продюсер несчастный: ребёнок в каком-нибудь английском университете или там в Нью-Йорке — нужно ведь всё оплачивать. Потому и начинается этот «Тришкин кафтан», и всё это — некий лейтмотив. А ведь иногда и не хватает денег доснять.

И не нужно сравнивать с советским временем. В советское время государство требовало. Вот, к примеру, театр: ну кто с него что сейчас требует? А в советское время вынь да положь спектакль к 7 ноября, к 1 мая, ко Дню Победы, да ещё придёт комиссия из обкома, да ещё настучит директору и главному режиссёру по башке.

О Тюмени

Я пока в драматическом театре выставку вешал, там проходил съезд нейрохирургов, везде висели плакаты с мозгами. В зале, где я выставку монтировал, поставили столы «для пьянки». Театр драматический, понимаете?

А до этого разговаривал с товарищем, спрашивал: почему в Тюменской филармонии выступает «Наша Russia» и Надежда Кадышева? Филармония создана для того, чтобы там звучала классическая музыка и я себе не представляю, чтобы в Санкт-Петербурге в филармонии им. Шостаковича выступила «Наша Russia» , если это произойдёт — директора просто убьют или посадят. А здесь это всё вполне возможно. На что товарищ долго думал и сказал: «У нас другая традиция».

А у человека-то в голове квартира, недвижимость в Турции, яхта. Он же взял деньги не для того, чтобы фильм снять, как в Америке — там фильм снимается для того, чтобы заработать, а он -то взял деньги, чтобы яхту купить. А для того, чтоб его не посадили, он всё-таки должен снять фильм.

Выступать они, конечно, могут где угодно, но в филармонии на них билеты продавать нельзя. Давайте тогда в храме поставим столы и будем капусту там продавать или кабанчиков. Но это же невозможно! Есть какие-то определённые вещи, которые нельзя делать. Значит, нужно говорить об общем культурном уровне, уровне руководства.

Я понимаю, что есть инициатива снизу, но сверху-то должны стоять какие-то соображающие люди. Каждый раз, когда я приезжаю в Тюмень, я прихожу в ужас и думаю: как может в филармонии «это» выступать? В филармонии должна звучать только классическая музыка. Я понимаю, что в музыке существует множество разных жанров, но не может там выступать эстрадная звезда или какая-нибудь «Наша Russia» — как это безобразие вообще туда приняли? Ну неужели домов культуры не хватает?

Ведь Тюменский регион далеко не бедный, не дотационный. Если приходится говорить о том, что я родился в Тюмени, многие крутят пальцем у виска: «Что ты натворил! Зачем уехал оттуда, у вас там денег столько!». И очевидно, деньги и в самом деле есть, но почему-то развивается одна рука, а две ноги и вторая рука совершенно не хотят развиваться. Когда я работал в Тверской области, я видел двадцать умерших деревень, где нет ни одного живого человека. Умирающие деревни — настолько нищий регион! И я понимаю, когда нет денег. Но неужели здесь нет денег, чтобы решить эту проблему? Говорят, что многие не заинтересованы. Но как тогда люди проникают на соответствующие должности, раз они в этом не заинтересованы?

Филармония создана для того, чтобы там звучала классическая музыка и я себе не представляю, чтобы в Санкт-Петербурге в филармонии им. Шостаковича выступила «Наша Russia» , если это произойдёт — директора просто убьют или посадят.

Сейчас в Тюменском краеведческом музее им. Словцова проходит выставка Ольги Трофимовой. Она издала каталог, на пятой странице которого есть такие строчки: «Хочется, чтобы в Тюмени был музей современного искусства, десять театров и сорок художников». Потому что на её выставке было только шесть художников. Все художники Тюмени, которые работают в разных областях. Там были Новик, Гардубей, Перепёлкин и другие. Именно те, которые работают и которых видно. Но я эти фамилии слышу уже много лет! Я не видел новых художников, хотя постоянно приезжаю в Тюмень и хожу на выставки. Я не понимаю: почему всего так мало? Неужели нет новых художников? В Союзе художников Санкт-Петербурга — двадцать тысяч человек! А тут какая-то узость.

Каждый раз, когда я приезжаю в Тюмень, я прихожу в ужас и думаю: как может в филармонии «это» выступать? В филармонии должна звучать только классическая музыка.

И мне обидно за это. 300 километров от Тюмени (Екатеринбург — прим.) — всё цветёт пышным цветом, и нет никакой местечковости, другая ситуация: дикий интерес к кино, театру, живописи. Здесь же я вёл переговоры о выставке почти три года, за это время сменилось четыре директора музеев. И предпоследняя — Хвостанцева — как раз и предложила мне в своё время театр, а не музей.

Мне говорят: не всё так плохо, у нас всё хорошо. Да ничего не хорошо! Это производит тягостное впечатление. Что мешает сделать музей современного искусства в Тюмени, чтобы в нём могли выставляться современные тюменские художники?

Почему в городе, где есть такие возможности, не построить дополнительные галереи, театры? Вот актёра Бузинского режиссёр Ларичев выгоняет из театра — и бедному актёру Бузинскому некуда податься, потому что нет другого театра. Нет альтернативы. А было бы двадцать театров — может быть, соперничество, борьба за зрителя заставила бы шевелиться. Когда нет этого тендера, постоянного противоборства в искусстве, это и порождает мысли: «А что стараться? Зачем вообще что-то делать? И так же сойдёт». Мне кажется, что это — неправильная позиция.

О творческом кредо

Есть определённые вкусы, есть любимые художники: Караваджо, Боттичелли, Илья Ефимович Репин. Мне очень нравится Кандинский, Рене Магритт.

Если говорить о концепции, то я придерживаюсь позиции организатора кафедры, где я учился, известного театрального художника Николая Акимова. Его концепция была проста: ты ставишь, к примеру, «На всякого мудреца довольно простоты» с определённой сценографией и костюмами, но если в этих же костюмах можно поставить иную пьесу Островского, ты отчисляешься. То есть, нужно делать такую художественную концепцию, чтобы она была только для этого спектакля, только для этой режиссуры, только для этого театра. А уж если были штампы или плагиат, то выгонялись сразу, потому и выпускались только сильные театральные и кинохудожники.

Если приходится говорить о том, что я родился в Тюмени, многие крутят пальцем у виска: «Что ты натворил! Зачем уехал оттуда, у вас там денег столько!».

О театре

Я, конечно, человек предвзятый и всё сравниваю с БДТ. Я помню, как смотрел вживую спектакли в БДТ при Товстоногове: «История лошади», «Этот пылкий влюблённый», «Пиквикский клуб»… Последний спектакль перед его уходом был «На дне» Горького, где вообще были задействованы звёзды: Лавров, Лебедев, Стржельчик. После смерти Товстоногова театр возглавил Чеидзе, продолжив эту линию: «Макбет», «Коварство и любовь», «На всякого мудреца довольно простоты». И всё это было поставлено именно в классическом ключе, не было там никаких фокусов: без радикальной режиссуры, радикальной сценографии. Я считаю, что и не надо ничего. Но это гораздо сложнее.

Как можно после всего этого смотреть Бутусова, Могучего и прочие эксперименты? Мне это не нравится, потому что, к сожалению, многие эксперименты делаются, чтобы прославиться. Прославиться любым путём, потому что традиционным путём прославиться очень сложно. Поэтому нужно делать всё нетрадиционно: делать актуальным, осовременивать всё излишне.

Вот идёт опера «Риголетто» и все в пиджаках. Здорово? Здорово. Но это здорово один раз, а когда ты постоянно видишь это всё… Вот я прихожу на спектакль по Шекспиру «Буря» в театр им. Коммисаржевской. Актёры на сцене стали материться, свистеть, нести ахинею. Зритель же должен сразу понять, что всё актуально, не нужно говорить шекспировским языком, надо же снизойти к зрителю: рынку, торговой палатке, шаурме.

Мне объясняли в своё время систему прибалтов: театр — представление, а не переживание. Форма опережает содержание и тогда форма должна быть радикальная. Неважно, какое содержание — ты его раскрываешь через радикальную форму. Грубо говоря: мужчина одет в женское платье. Это привнесли, а потом и хлынули всякие проходимцы — «французские повара». А своих режиссёров у нас, выходит, нет!

Не надо выпускать по принципу, как говорят в кино, денег не хватило. То есть, денег не хватило, и вместо атаки танкового батальона выезжают две голые бабы на велосипеде. Это называется радикальная режиссура.

Процитирую Светлану Крючкову, которая пришла на «Короля Лира» в постановке Додина и потом в эфире петербургского радио сказала, что ему пора лечиться. Она имеет право высказываться, гениальная актриса. Но у Додина есть классические спектакли, и он имеет право на эксперименты. Я имею в виду общую струю, мейнстрим.

Классический театр сейчас вымывается, к сожалению. Когда человек не может поставить по всем законам театрального жанра, сразу и начинается свистопляска. Андрей Ургант мне говорил в своё время: «Представляете, моя мама не играет в „Женитьбе“, потому что режиссёр поставил всех актёров на коньки!». И восьмидесятилетняя Нина Ургант не смогла встать на коньки, поэтому не смогла сыграть в спектакле. Я понимаю, зачем у него люди катаются на коньках, — параллель с «Ледниковым Периодом». Режиссёры же все актуальные: смотрят проекты, улавливают тренд. Вместо того, чтобы зрителя поднять, его опускают до уровня телевизионных шоу-программ. Боятся потерять зрителя и делают всё, чтобы он шёл туда. А если ты, не дай Бог, разумно это покритикуешь, то станешь ретроградом!

Не надо выпускать по принципу, как говорят в кино, денег не хватило. То есть, денег не хватило, и вместо атаки танкового батальона выезжают две голые бабы на велосипеде. Это называется радикальная режиссура: раз нет денег, то давайте таким образом зрителя поласкаем. Вы можете вспомнить, чтобы кто-то сейчас поставил классически? Если Островский, то это — Островский.

Андрей Ургант мне говорил в своё время: «Представляете, моя мама не играет в „Женитьбе“, потому что режиссёр поставил всех актёров на коньки!». И восьмидесятилетняя Нина Ургант не смогла встать на коньки, поэтому не смогла сыграть в спектакле.

Я не против экспериментов, но классические театры полностью превратились в эксперимент. Есть ли классические постановки в Александринском театре или БДТ? Их нет, везде — авангард. Авангард идёт в авангардных театрах, авангард идёт в классических театрах. У нас всё пережимается влево или вправо, нет середины. Должны быть разные сцены: экспериментальные, молодёжные, маленькие, но где-то должен быть классический репертуар. Попробуйте поставить классически, как положено. Достаточно материала, чтобы поставить спектакль, как положено и представить в нём эпоху. Зачем же всё переносить и актуализировать?

Об Алексее Германе-старшем

Фильм «Трудно быть Богом» снимался на моих глазах и делался много лет. Массовка набиралась из бомжей, поэтому весь съёмочный цех сражался со вшами. Поскольку съемки длились семь лет, там работало три художника и работалось не так, как мы привыкли. Мы привыкли работать при постоянной нехватке времени и финансов, здесь всё было наоборот. Декорации строятся столько, сколько надо, репетиции длятся столько, сколько надо, дублей столько, сколько нужно. Если работа не заладилась — остановка и несколько дней никто ничего не делает. Был совершенно другой ритм съёмок, другое кинопроизводство.

Когда я пришёл в кинотеатр как зритель, кассирша мне сказала шёпотом: «Фильм российский, чёрно-белый. Пойдёте?» В зале сидело шесть человек. После часа показа двое вышло, оставшиеся в живых включили айфоны. Я досидел до конца и мне показалось, что всё, происходящее там три часа, можно было смонтировать в час. К тому же, меня разочаровал Ярмольник, который играл сам себя. Эту роль должен был играть Алексей Лыков, которого Герман-старший очень любил. И мне кажется, что он сыграл бы её намного лучше и глубже. Мне кажется, что Герман захотел сделать новый киноязык, «кино будущего».

Фильм «Трудно быть Богом» снимался на моих глазах и делался много лет. Массовка набиралась из бомжей, поэтому весь съёмочный цех сражался со вшами.

Также есть один интересный факт. На съёмки фильма приезжал Алексей Кудрин и спрашивал: «Скажите, а на фильм денег хватает?» Там же было всё совершенно без какого-либо лимита. Вот бы он ко всем так приезжал!

О Звягинцеве

Это ж надо было на государственные деньги снять «Левиафана»! Вы смотрели фильм «Изгнание» после «Возвращения»? Три часа полной тягомотины! После этого фильма он понял, что второго Тарковского из него не получится, и решил снимать актуальное кино.

И началась «Елена»: борьба социальных слоёв, богатые и бедные, быдло и аристократия. А в «Левиафане» мы раскрылись больше: мы даже церковь задели! Хочется спросить: что ты из себя представляешь, что ты про церковь-то знаешь, родной мой? Мне нравится, когда человек не знает предмет и начинает этот предмет таким образом показывать. Да, церковь — социальный институт и там всех хватает, но я имею в виду следующее: роман Пастернака не читал, но считаю его крайне вредным.

Вы думаете, что Звягинцев очень хорошо знает Русскую православную церковь? Таким образом он может снимать фильм об адронном коллайдере — он тоже о нём ничего не знает, но почему-то этого не делает. А почему? Это неактуально, не заденет общество. А как ещё войти в комитет по присуждению «Оскара»? Надо что-то сделать. Если говорить про кадры, то художественное кино ценили всегда не за эффектную ёлку в кадре, а за цельность. Когда я смотрю, к примеру, «Андрей Рублёв» Тарковского, мне понятно, почему там такая природа, почему дождь капает и мальчик жуёт хлеб. Здесь же мухи отдельно, котлеты отдельно, церковь отдельно, Звягинцев отдельно, «Оскар» отдельно.

Когда я пришёл в кинотеатр как зритель, кассирша мне сказала шёпотом: «Фильм российский, чёрно-белый. Пойдёте?» В зале сидело шесть человек. После часа показа двое вышло, оставшиеся в живых включили айфоны.

И что бы там Звягинцев ни снимал, ему до «Андрея Рублёва» Тарковского не доплюнуть ну ничем. Хоть он будет снимать чёрно-белое кино, хоть цветное. Если вы посмотрите любую из новелл «Андрея Рублёва» и поставите её рядом с «Левиафаном», то, конечно, будете смотреть Тарковского. И, конечно, вы будете смотреть «Войну и мир» Бондарчука.

О Фёдоре Бондарчуке

Я работал с Андреем Борисовым на «Ключе от спальни» Рязанова (причём он работал с ним, начиная с «Иронии судьбы…» и до самого конца, ушёл в 75 лет), и он работал с Сергеем Бондарчуком над «Войной и миром». И он мне рассказывал: я развёлся с женой тогда и мне негде было жить. И он прямо со съёмок в костюме и гриме Пьера Безухова поехал в московский горком, открыл ногой дверь и сказал: «Дайте этому человеку картину, ему негде жить, это — мой художник». И дали.

Вы думаете, что Звягинцев очень хорошо знает Русскую православную церковь? Таким образом он может снимать фильм об адронном коллайдере — он тоже о нём ничего не знает, но почему-то этого не делает.

Он не воровал денег, в отличие от сынка. А младший — безобразие. Потратить на «Обитаемый остров» 65 миллионов долларов и снять такую муру… У нас какой -то странный капитализм: 65 миллионов долларов потратил, пять миллионов заработал и после этого ему дали 45 миллионов на «Сталинград». А «Сталинград» — что-то с чем-то. Помните, там в конце танки приезжают? Странной конструкции. У меня товарищ знает военную историю, он меня спросил: «А что это за танки такие? Не «Тигры» и не «Пантеры». А я говорю: «Видимо, танки с „Обитаемого острова“ взял и подогнал».

О «Солнечном ударе»

Никита Сергеевич Михалков, к сожалению, решил продолжить стиль Бондарчука-старшего. В этом жанре он совершенно не умеет снимать и вместо глубокого Бунина получился какой-то плакатный фильм: белые — хорошие, красные — плохие, что же они наделали, вай-вай-вай! Я живу у Васильевского острова и прохожу мимо стелы у Благовещенского моста, где написано, что отсюда Ленин отправил «философский пароход». Я бы на месте Ленина их всех сразу же расстрелял, потому что именно они и породили революцию 1917 года, «революцию в мозгах». Все эти сопливые рассуждения о том, какая была прекрасная Россия, пока не пришли большевики… И это показано у Никиты Сергеевича: вот этот белый офицер переживает. Это всё слишком плоско. Или в «Адмирале» ходит такой белый и пушистый Колчак, его почему-то все ненавидят, хотят убить, а он такой хороший, любит Тимирёву… Бред сивой кобылы, полное незнание исторического процесса и истории собственной страны. И «Солнечный удар» — то же самое.

Не было хороших белых и плохих красных, всё было гораздо глубже, труднее и сложнее. Если почитать лекции Бердяева о революционном движении, то мы увидим историю интеллектуального и духовного движения, начиная с Радищева, которое и породило революцию 1917 года. И Горький потом, когда это увидел, побежал на Капри прятаться от Советской власти. А в «Солнечном ударе» показана констатация факта: эти — хорошие, эти — плохие, такие и сякие. Повторю, всё гораздо глубже, труднее и сложнее. И в такой плакатной форме это всё снято. Опять же, в самой дешёвой стране — Швейцарии.

А «Сталинград» — что-то с чем-то. Помните, там в конце танки приезжают? Странной конструкции. У меня товарищ знает военную историю, он меня спросил: «А что это за танки такие? Не «Тигры» и не «Пантеры». А я говорю: «Видимо, танки с „Обитаемого острова“ взял и подогнал».

А брат где снимал «Щелкунчика»? В Вене, в Австрии. Они все очень странные патриоты: мы очень любим страну, надо развивать кинематограф. В результате они едут и снимают в Чехии, Исландии, Швейцарии. А потом: что-то у нас с кинематографом плохо!

О Гергиеве

Он — плохой дирижёр и менеджер. Как только появляется хороший дирижёр, он его удаляет. Он вцепился в театр и его душит. Качество постановок — чудовищное. Поскольку Гергиева больше волнуют деньги, чем конечный продукт, он пускается во все тяжкие.

Была такая история: в 1996 оперу «Мазепа» пригласили поставить пакистанского режиссёра Курайши, который решил поставить её в индийском стиле. Были изготовлены декорации, прошли репетиции, были сделаны костюмы. И Гергиев решил пригласить на генеральную репетицию ведущих режиссёров Санкт- Петербурга. Я не знаю, зачем он их пригласил, но пришли Додин, Фокин и другие — человек двадцать село в зал. Когда поднялся занавес и вышли все артисты в сари и шервани, в зале поднялся хохот, и все ржали десять минут. Спектакль был снят.

Я лично видел постановку «Князя Игоря». Когда поднялся занавес, был хохот в зале: спектакль был решён в новогоднем стиле. Золотинки, шарики, пионерские галстуки. На спектакль был потрачен миллион долларов. Прошёл три раза и его сняли.

У Гергиева было огромное количество провалов в Европе и Америке, просто об этом никому не говорят. Он провалился в Вене, Барселоне, Нью-Йорке, люди билеты возвращали. У нас об этом нигде не пишется, он объявлен гением.

Когда на его горизонте объявился дирижер Теодор Курентзис, Гергиев сделал всё, чтобы его убрать. В результате тот чуть ли Россию не покинул. Он выгнал всех, кто видел его унижение, поскольку, работая ассистентом у Темирканова, ходил раньше в драном пиджаке и всем жаловался. И, когда он стал тем, кем стал, то выгнал всех, кто это помнил.

О традициях

Мне говорят, что у нас именно такая традиция. Но есть пример Мартина Лютера. Почитайте Эразма Роттердамского: Германия была самой отсталой, нищей, поганой раздробленной страной. Но почему-то пришёл Мартин Лютер и дал немцам закон и порядок, создал с нуля новую немецкую нацию, которая абсолютно законопослушна. Я живу в городе Санкт-Петербурге. Была воля Петра, который создал этот прекрасный город, создал там Академию наук, Академию художеств, театр. Была воля одного человека. Значит, при желании можно изменить что угодно.

Меня волнует, почему на моей родине, в Тюмени, один театр, а не десять — почему бы не сделать? Закрывать, ломать — почему? Потому что многим это неинтересно. Они этого просто не понимают и не знают. Люблю приводить пример: любимый композитор Александра Третьего — Чайковский, Любимый композитор Николая Второго — Ян Сибелиус. Любимый композитор Владимира Владимировича Путина — группа «Любэ». Понимаете? Ну не любят они, не знают. Вот я видел Черномырдина на премьере «Хованщины» в Большом театре. Он сидит и не понимает, что это и зачем это нужно: «Хованщина», мужики что-то поют, непонятно всё, скучно, ему Кадышеву там послушать. А сидеть надо! Потому что рядом испанская королева сидит, не дай Бог зевнёшь — она потом всей Европе расскажет! Проблема-то в этом.

Я живу в городе Санкт-Петербурге. Была воля Петра, который создал этот прекрасный город, создал там Академию наук, Академию художеств, театр. Была воля одного человека. Значит, при желании можно изменить что угодно.

Об образовании

Общался с одной эстонкой. «Вас оккупировали?» — «Да!» — «А кто вам дал независимость?» — «А кто?» — «Владимир Ильич Ленин». Хлоп — хлоп глазами. Я говорю: «Чтобы памятник Ленину поставили везде». Для неё это было открытием, собственной истории ведь даже не знают. Очень много сейчас вырывается из контекста, потому что экспертов нет и люди безграмотны.

Люблю приводить пример: любимый композитор Александра Третьего — Чайковский, Любимый композитор Николая Второго — Ян Сибелиус. Любимый композитор Владимира Владимировича Путина — группа «Любэ». Понимаете?

Журналистика до чего дошла! Мне рассказывал главный режиссёр «Пятого канала» Баркан, который снимал «Короткое дыхание»: пресс-конференция Константина Райкина, и один из журналистов задаёт вопрос: «Константин, не знаю, правда, Вашего отчества, но хотел бы спросить». У всех глаза на лоб, а этот парень — журналист, окончивший Санкт-Петербургский государственный университет, филологический факультет — даже не понял, что он сказал.

И вот эти люди, которые что-то озвучивают по радио и телевидению, берут какую-то фразу, совершенно непроверенную и несут такую ахинею! Даже на канале «Культура». Идёт передача, рассказывают про Смутное время, про Григория Отрепьева. Но почему-то вместо портрета Отрепьева там Скопин — Шуйский висит. Я, конечно, понимаю, что создателям передачи что Отрепьев, что Борис Годунов, что Скопин -Шуйский — один фиг. Или рассказывают про Алису Фрейндлих, причём почему-то больше про её личную жизнь. Я знал про Владимирова, про двух других не знал, но неважно. И говорят, что одно время Владимиров был женат на актрисе Зинаиде Шарко — и показывают портрет Неёловой. И это каждый день сплошь и рядом!

Когда идёт программа «Время» и ведущие говорят фразы «наехали», «разборки», «крыша», осталось только: «Ну я откинулся, какой базар-вокзал» . Просто удивительно, как этот зековский сленг перекочевал в СМИ. Я часто говорю: я за цензуру, на что мне говорят: как так можно, это возвращение к советскому времени. Ну не цензура, так редактура-то должна какая-то быть.

О забавных казусах

Я уже рассказывал эту историю. Отмечалось в один год трёхсотлетие Пушкина и столетие Набокова, и я участвовал в обоих конкурсах, приуроченных к этим датам. Эти иллюстрации, кстати, представлены на выставке. Если по Пушкину всё прошло прекрасно — изображаешь маленького человека в цилиндре среди Царскосельского парка и все всё сразу понимают, то у Набокова я проиллюстрировал стихотворение «Расстрел» и одно стихотворение без названия. Их никак не приняли к производству, потому что выяснилось, что уважаемая комиссия не в курсе, что Набоков писал стихи.

Александр Ляхов журналист

www.nashgorod.ru