Михаил ПЕТУХОВ: Я не штампую виртуозов

— Михаил Степанович, ваш воспитанник Дмитрий Маслеев, безусловно, стал одним из «открытий» конкурса имени Чайковского.

-Это лишь свидетельство «невнимательности» нашей публики: ведь Дима неоднократно выступал в Москве. Отмечу и такой факт его биографии: торжественный акт в Московской консерватории, выпуск 2011 года, как раз в только что отреставрированном Большом зале. Тогда его, как одного из лучших выпускников, выдвинули для выступления во время награждения дипломами. Дима имел огромный публичный успех. И ректор, и министр культуры, присутствовавший тогда в БЗК, поздравляли его.

— Вернемся немного в прошлое. Дмитрий приехал к вам поступать из Новосибирской десятилетки?
— Да, в 2006 году.

— Хотел именно к вам?
— Он был «открыт» 14-мальчиком на конкурсе имени Т. П. Николаевой, проходившем в Брянске. Его приметили члены жюри — в основном ученики Татьяны Петровны, — и посоветовали показаться мне.

— Помните первую встречу?
— Он прилетел в Москву и сразу позвонил мне, где-то часов в восемь утра. Я его строго отчитал — мне показалось тогда странным, что мальчик, абитуриент «тревожит» профессора в это время суток. Даже с Татьяной Петровной, хотя мы и знали, что она очень рано просыпается, придерживались этикета.
Теперь, общаясь с ним столько лет, могу сказать, что Дима — крайне деликатный человек, никогда не будет прессовать, требовать чего-то. Если что-то попросит, то как-то «издалека». Редкое качество. Недавно мы с ним вспоминали этот момент, и он мне объяснил причину своего поступка: «Я был совершенно уверен, что деловые люди в Москве встают очень рано».

— Год назад Дмитрий закончил у вас аспирантуру. Как складывалась его жизнь?
— Он поехал в Комо совершенствоваться в знаменитой Международной фортепианной академии. Пробыл там весь прошлый сезон, занимаясь у разных педагогов со всего мира — в этом особенность курса. Там удалось ему фундаментально подготовиться к конкурсу. Могу всем посоветовать так поступить: найти возможность посидеть спокойно, посвятив себя только занятиям. Такая скучная монастырская жизнь принуждает человека работать.

— Произведения, вошедшие в конкурсную программу, всё же им взяты из «старого» запаса?
— Да, почти всё было им подготовлено за время обучения в консерватории и обыграно на разных конкурсах, в самых разных условиях. Так что я нисколько не удивлен, что сольная часть программы прошла на уровне такого качества.

— Концерт Моцарта — тоже из консерваторского репертуара?
— Да, Дима играл его в финале конкурса имени Шопена в Риме, выиграв первую премию и рояль, а также получив специальный приз публики. Он участвовал во многих конкурсах. К примеру, в 2011 году завоевал Гран-при на конкурсе имени Алиевой во Франции.

— Там же, где в прошлом году добился успеха Лека Дебарг!
— На этих состязаниях небольшие денежные призы, но есть возможность получить ангажементы, обрасти контактами.

— Вы волновались за финал с симфоническим оркестром?
— Первый концерт Чайковского Дима играл на Всероссийском конкурсе, а вот Третий концерт Прокофьева — практически свежая вещь, только что выученная. Корректировка шла прямо на репетициях к третьему туру.

— Это же такой риск!
— Он тщательно проработал его. Когда при таком пианистическом таланте человек много трудится, ставит себе определенные цели, то открываются возможности их достижения. «Гений, — по словам Эдисона, — это один процент дарования и девяносто девять процентов пота». Главное, чтобы время не было потрачено вхолостую. Тут важно сочетание работоспособности и таланта, культуры, опыта. Поэтому Крейслер когда-то говорил на Брюссельском конкурсе в 1937 году: «Ну, ребята, все молодцы — всем первая премия, а жизнь решит, кто из вас поистине первый». Гениально, особенно, если учесть, что адресовалось это тем великим — Давиду Ойстраху, Рикардо Однопосову.

— Что-то изменилось сейчас в вашей жизни?
— Шквал звонков, мейлов. Позвонила одна дама из Австралии: «Если вы возьмете моего мальчика, мы переедем в Москву, чтобы только учиться у вас». Я ей ответил: «Не трудитесь, я не смогу дать никаких гарантий успеха. Я не штампую виртуозов». Многим из моих учеников говорил то же, что советовал и Дмитрию. Но именно он воспользовался моими уроками, так как у него — особый талант и, главное, способность услышать. Не просто скопировать, а осмыслить, сделать в конечном счете «своим». Этюд Листа «Дикая охота» мы тронули на первом курсе — он приносил от силы на пару уроков. И вот теперь он уже сам вернулся к этому сочинению, спустя семь лет, и проявил себя зрелым мастером.

— Всё же он вам показался перед конкурсом?
— Конечно. Всё скорректировали, всё прочистили. Он приехал заранее, так как Московская консерватория предоставила ему возможность сыграть в начале июня сольное отделение в Большом зале. Это — огромное поощрение, и стимул: Дмитрий сразу стал крещендировать. Для него выход на сцену Большого зала оказался очень важным. Он же не играл в Роял-фестивал-холле, в Театре Колон или Карнеги-холле, где, кстати, гораздо более легкая акустика. В этих залах почти везде слышно одинаково хорошо… В отличие от БЗК или Большого зала Петербургской филармонии, где мне посчастливилось выступать 37 сезонов. Там надо приспосабливаться, чтобы звук летел в зал. Технически Дима абсолютно справлялся, но необходимо, чтобы хорошо звучало в непривычных для него акустических условиях Большого зала. Обыгрывание показало, что именно следует доделать. Это и позволило ему на первом туре сыграть очень ярко.

— Занимались интенсивно? Кажется, Дмитрий даже жил во время конкурса у вас дома?
— Ученики — как дети. И я жил у Татьяны Петровны накануне Брюссельского конкурса. Она меня поселила к себе: так было удобнее заниматься, и возможностей для общения больше. Да и домашний уют, комфорт важен в такие моменты.

— Дмитрий — уже опытный концертант, но вы всё же присутствовали на его репетициях перед нулевым, первым и третьим туром.
— Я уезжал на концерт в Брюссель как раз перед вторым туром. Мы тщательно проверили с ним его сольную часть, а также концерт Моцарта — такт за тактом. На репетициях его слушала моя жена Татьяна Левитина, доцент Гнесинской академии, и Марина Евсеева, профессор и коллега по Московской консерватории. На основании их «доклада» я с Димой еще что-то проговаривал по телефону и в мейлах. Трогательно — как люди за него переживали! Уверен, что их эмоции также помогли ему пройти все испытания.

— Поговорим о стратегии выбора конкурсной программы. Иногда оставалось только удивляться, как «невыгодно» для себя выбирали сочинения участники. Подряд две сонаты Скрябина у Ильи Рашковского, обращение к этюдам Лукаса Генюшаса во втором туре…
— Генюшас очень хорошо сыграл этюды Шопена на втором туре, очень по-своему, с фантазией. Но жюри такого конкурса сложно удивить. Что касается стратегии, то я сам прошел испытание Брюссельским конкурсом, где была своя специфика: обязательная полифония, шесть этюдов, свободное произведение по своему выбору — я взял Прелюдию и фугу соль-диез минор Шостаковича, которую перед конкурсом сыграл Дмитрию Дмитриевичу. Специально объявленная за два месяца «Andante favori» Бетховена — развернутая, заковыристая, «полуоркестровая» пьеса. На втором туре — еще полифония, соната Моцарта и шесть крупных форм в разных стилях. Из них жюри выбирает две для прослушивания, а одну из оставшихся переносит на третий тур. В таких условиях главное, чтобы произведения вам очень хорошо подходили, чтобы не были слишком «затасканными» и популярными: сейчас пройти с Сонатой Шопена, «Скитальцем» Шуберта — почти непосильная задача. Димина удача в том, что произведения в его программе исключительно подходили ему по пианистической конституции. Кроме того, они не так часто играемы. Например, Дима взял на первом туре «Приглашение к трепаку» Чайковского — технически очень трудную вещь. Но психологически, с моей точки зрения, играть ее легче, чем более простое произведение Чайковского, так как эту пьесу мало исполняют. Недостаточно того, что человек любит. Важно, чтобы пьеса подходила его природе и темпераменту. Первое не всегда обязательно совпадает со вторым.
В общем, рекомендовал бы брать яркие, убедительные, не слишком запутанные и усложненные в концептуальном отношении произведения. Если вы, конечно, не особое интерпретаторское дарование, интеллектуальное и зрелое. Французский участник Люка Дебарг меня покорил «Ночным Гаспаром», показав свой большой талант. Другое дело, что ему не хватает стилистической универсальности и академизма, которые сделали бы его пригодным для успешного исполнения музыки разных направлений. Но такого «Скарбо» я в стенах консерватории никогда слышал.

— Может быть, Дебаргу стоило в финале сыграть Концерт Равеля?
— Ну, тогда бы сказали — «масло масленое». Хотя у него шикарная левая рука, и он мог бы взять Леворучный концерт Равеля, уложив зал «на лопатки». Но от вас же на конкурсе требуют разного стиля. Ведь Дима тоже мог бы успешно сыграть Второй концерт Сен-Санса, который он несколько раз успел обыграть с оркестром. Хотя Третий концерт Прокофьева ему тоже исключительно подходит, — тут он гораздо больше рисковал, так как с оркестром, как я уже сказал, впервые играл его прямо на конкурсе.

— Но вы не отговорили его?
— Я согласился с его решением, и вот почему: откровенно, не рассчитывал, что он дойдет до финала. Видите ли, я прекрасно знал, что он может так сыграть, как показал себя на конкурсе. Но то, что он смог провести все туры на таком выверенном спортивном уровне — это потрясающе! В условиях конкурсной мясорубки, да и еще отягощенный личной трагедией — кончиной матери, он проявил выносливость отважного воина.
Сейчас я воспринимаю Димину победу как величайшее проявление справедливости, свершившееся уже тогда, когда он прошел на третий тур. Я рад, что Дима оказался достойным продолжателем традиций нашей великой кафедры — Александра Борисовича Гольденвейзера, которую представляли Самуил Файнберг, Григорий Гинзбург, Татьяна Николаева. На Западе, когда слышат записи Гинзбурга, отдают ему предпочтение даже большее, чем Гилельсу или Рихтеру, к примеру. У Григория Романовича была какая-то особая эстетика пианистического качества, рафинированная культура туше.
Я всегда ратую за изучение старых записей, советую своим ученикам слушать именно мастеров прошлого и не рекомендую современных исполнителей, хотя уверен, что ребята всё равно их будут слушать и сравнивать: лучше они или хуже?
Всегда акцентирую внимание студентов на том факте, что профессора, преподающие сейчас в консерватории, в молодости играли лучше. Нужно, чтобы молодежь сохранила чувство иерархического почтения к старшему поколению. А то ведь у многих складывается представление, что у их предшественников не было никаких особенных достижений. А я всё время подчеркнуто внушаю: «В вашем возрасте они играли лучше вас».

— Вопрос «надо или нет участвовать в конкурсах» постоянно является предметом дискуссии. Говорят о снижении планок судейства… Ваше отношение?
— Раньше пианист был очень значительной персоной в интерпретаторском мире — деятель культуры, носитель высокого интеллекта и глубоких знаний. Сейчас профессия девальвировалась в результате повальной конкурсной мании, когда повсюду возят одну и ту же программу, показывают «вызубренное» — и ничего, кроме этого.
В мое студенческое время было иначе. В СССР не разрешали ездить на маленькие конкурсы — они считались недействительными. Потому что мы воспринимали конкурсы с позиции того, кто сидит в жюри. Там должны были быть великие. Геза Анда, Казадезюс, Гилельс, Татьяна Николаева — большие имена! А сейчас часто случается, извините, некий «междусобойчик» — музыканты договорились, обменялись, пригласили друг друга и премию выдали…

— В конкурсе Чайковского участвовало много воспитанников Московской консерватории. Вы их, конечно, знаете по текущим зачетам, экзаменам. Как вы считаете, они показали себя в полную силу?
— Наши консерваторские ребята — все очень талантливые. Мне жаль Никиту Мндоянца. Я его не слышал на нулевом отборе, но он исключительно талантливый парень — интересный композитор, весьма одаренный пианистически. Мне показалось несправедливым, что он не прошел отбор в первый тур.
Победа такого менталитета в исполнительстве очень важна. Мои учителя — Татьяна Николаева и Альберт Леман — деятели ренессансного масштаба, они почти равнозначно соединяли в себе дар и исполнителя, и композитора, и педагога.
Когда появляются такие таланты, как Никита, им надо больше помогать! Ведь пробиться очень трудно: читаешь письма великих и понимаешь, что во все времена одним давали всё, другим — ничего. Возьмите Мясковского и Шостаковича. Первый — масштабнейшая личность — оказался «заслонен» младшим коллегой. При всей уникальности гения Дмитрия Дмитриевича, новизне его языка, ему невероятно улыбнулась фортуна. Ведь его 19-летним исполняли Тосканини и Бруно Вальтер. Открылась зеленая улица.

— Среди фаворитов в кулуарах обсуждалась персона Лукаса Генюшаса, о котором также можно сказать, что ему благоволила судьба. Представитель такой яркой артистической династии!
— Слушая Лукаса, понимаешь, что перед нами артист с большой исполнительской амбицией, с опытом, игровой накатанностью. Непросто играть, когда от вас многого ждут. Мне кажется, он несколько перемудрил в рахманиновской кантилене, отяготив ее чрезмерной синтаксической расчлененностью. Не стоит «помогать» великой музыке. Сейчас, оценивая его игру с ретроспективной точки зрения, я часто думаю о том, как важно расставлять интерпретаторские акценты в определенной последовательности, не давая жюри шанса к себе придраться.
У меня иногда возникало ощущение, что ему не хватало естественности самовыражения, артистической раскрепощенности. Но неизменно ощущалась его культура, и более — по сравнению с другими конкурсантами — универсальное видение того материала, который он играет. Для 24 лет он исключительно развит интеллектуально, и это слышно в его игре. Убежден, что он всегда будет востребован.
Я не следил за выступлениями всех ребят — нервов не хватало, такие были переживания из-за Димы. Когда в день его финального тура я проснулся с раскалывающейся от боли головой, то подумал: «За что эти испытания?» Однако не буду лукавить: конечно, я счастлив, что всё так удачно сложилось. Дима феноменально одаренный пианист-музыкант и замечательный человек! Его победа на таком сверхпрестижном конкурсе и очевидна, и невероятна одновременно. Я искренне желаю ему пронести на большой арене искусства слово истинной правды, чистоты и рыцарского служения Музыке!

Евгения КРИВИЦКАЯ
mus-mag.ru