Про ПИЧ-1, РАХ-2 и закрытый балкон (концерт первый)

Лауреат премии «Тэфи» Артем Варгафтик отважно приучает самарскую молодежь к классике.

Студенческий абонемент Самарской филармонии в этом сезоне назвали «История одного шедевра». Первый концерт был посвящен Чайковскому.

Уж не знаю, как администрация филармонии догадалась, что зал успешно проданного абонемента будет неполон, но балкон на первом концерте был закрыт. Не на ключ. На стул. Это делается очень просто. Прямо посреди лестничного пролета, ведущего на балкон, ставится стул. Неподалеку в фойе ставится бдительный капельдинер. Пожилая строгая женщина в бордовой униформе. Для интеллигентного юного слушателя, наивно стремящегося на акустически привлекательный балкон, комбинации «стул-капельдинер» вполне достаточно, чтобы испуганно, как кролику, повернуть назад, делая вид, что он заблудился, послушно спуститься в партер и забыть о балконе на «некассовых» концертах практически раз и навсегда. Таким гениальным в своей простоте образом достигается приятный для гастролеров эффект полного зала. И совсем незачем тратить драгоценные ресурсы на рекламу. Подумаешь, никто в городе не будет знать о приезде Артема Варгафтика и новых солистов! Зал же заранее продан! Подумаешь, половина держателей абонемента не придут на концерт! Можно закрыть балкон. Два стула, два капельдинера — и проблема аншлага решена.

Напомню, абонемент № 8 предназначен для студентов. Если в прошлые годы их загоняли на эти концерты угрозой «неуда» по мировой художественной культуре, то теперь юношество явно с интересом приходит в красивый филармонический зал, уже не стараясь пронести контрабандой банку с пивом, и даже частично наряжается эдак с фендибобером, в оригинальные рубашки и невиданные шляпы. Артем Варгафтик, похоже, был заботливо сориентирован филармонией на племя младое-незнакомое — и щедро «приперчил» свой первый рассказ о музыке Чайковского знакомыми юношеству по интернет-пространству конструкциями: сравнил композиторский плагиат со «скачиванием курсовой из сети», Антона и Николая Рубинштейнов — с «братцами» Михалковыми и вообще всячески «наводил мост» между молодежной субкультурой и высоким искусством.

Но при всей видимой облегченности его полная ценных исследовательских сюрпризов повесть об истории создания молодым Чайковским первых симфонических опусов вызвала интерес не только в зале, но и у сидящего на сцене оркестра. Тем более что рассказчик органично использовал артистические приемы, то изображая, как юный Петр Ильич в сердцах разорвал ноты раскритикованных старшими коллегами произведений, то — как Антон Рубинштейн свысока, слегка пренебрежительно укреплял в гениальном юноше его неуверенность в себе. И это был очень удачный ход. Он бил в точку и создавал у молодых зрителей иллюзию прямого человеческого контакта с композитором, который из седобородого идола с портрета вдруг на глазах превращался в ровесника, причем близкого и понятного. Единственное, чего не хватило лично мне, так это ответа на вопрос: как же так получилось, что вечно рефлексирующий, слабый Петр Ильич, даже не сумевший выстроить свою личную жизнь, смог все-таки написать музыку, которая стала символом и «неофициальным гимном» огромной страны? Хотя вполне возможно, что столичный гость специально предоставил право ответа на этот вопрос музыке.

К сожалению, музыка Чайковского, включенная в программу, оставила этот вопрос без ответа. Увертюра «Гроза» прозвучала у симфонического оркестра филармонии под руководством заслуженного артиста России Георгия Клементьева как несколько аморфное звукоописание картин природы, в то время как хотелось услышать в ней трагизм источника вдохновения юного композитора — пьесы Островского «Гроза». Первая симфония, гениальная проба большого оркестрового письма, тоже, увы, оставила впечатление ученической работы, только не композитора, а оркестра. При всей видимой освоенности партитуры и дирижером, и музыкантами, они вместе скорее послушно следовали за нотами, чем волевым усилием выстраивали их в какое-то логически осмысленное повествование. Порой казалось, что оркестр идет на ощупь в темноте лабиринта, «преодолевая неприятности по мере их поступления». Но, благодаря своей красочности и программности, даже не будучи убедительно сцементированной драматургически, симфония воодушевила зал.

Главной неудачей концерта, к сожалению, стал выбор солиста для представления хита программы, Первого концерта для фортепиано с оркестром, коротко и слегка фамильярно называемого в музыкантской среде «ПИЧ-1». Андрей Кудряков, молодой самарский пианист с ярко выраженными звездными амбициями, питомец Саратовской консерватории, прискорбно не справился ни с текстом, ни с образной глубиной гениальной музыки. Это была неряшливая, суетливая игра, которую не скрасил пыл молодости исполнителя, и не спасло глубинно-посконное знание оркестром заигранной партитуры.

Но от программы все-таки осталось хорошее впечатление. Его оставила миниатюра, созданная Чайковским как шутливый подарок А. Рубинштейну — Серенада к именинам. Она была исполнена оркестром и дирижером очень точно, тонко и даже филигранно во всех смыслах. Что зародило некоторую надежду на слушательскую удачу в следующем концерте цикла.

Сталина Хрусталева