Про ПИЧ-1, РАХ-2 и закрытый балкон (концерт второй)

Второй концерт студенческого абонемента Самарской филармонии был посвящен Рахманинову.

Балкон опять был закрыт! Но зато досуг публики в фойе скрасила персональная выставка работ самарского скульптора Ивана Мельникова, состоявшая из деревянных, раскрашенных в неожиданные цвета, абстрактных фигур, имена которых можно было узнать из названий, бронзовых натуралистичных обнаженных женских тел, а также макетов возможных памятников, например, семейству писателя Аксакова. Насладившись визуальными богатствами, публика плавно перетекала в зал. Когда стало ясно, что пустые места в партере уже не оскорбят впечатлительных гастролеров, а зрители еще прибывают, был наконец милостиво открыт доступ и на балкон.

Артем Варгафтик сразу предупредил публику о том, что гвоздем программы станет Второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром (так же, как и «гвоздь» предыдущей программы, ПИЧ-1, имеющий свой псевдоним «РАХ-2») и обозначил путь к шедевру через определенный отрезок жизни композитора, который предложил пройти всем вместе.
Далее ведущий красочно описал день премьеры Первой симфонии и все, что ему предшествовало, напомнил о суевериях, связанных с номером опуса, об оркестровых репетициях, которые буквально обругал Римский-Корсаков, о некрасивом поведении Глазунова, дирижировавшего симфонией и практически уничтожившего тогда эту музыку… В своем увлекательном повествовании Варгафтик, как пазл, сложил картину фатального провала, что привел Рахманинова на грань психологической и профессиональной катастрофы.

И если бы рассказ остался вот таким, только детективно-захватывающим, то и второй концерт свелся бы исключительно к развлекательному мероприятию. Но лауреат многих премий, автор легендарных музыкальных телепрограмм на этот раз отважно и властно вывел слушателей к смыслу и философскому содержанию симфонии, заставив вспомнить, что музыка предназначена не только для красоты зала и услаждения слуха, но в первую очередь для работы души.

Эффектно окончив свою речь напоминанием о том, что вот сейчас симфония прозвучит как будто в первый раз, Варгафтик произнес блестящую фразу «Будь, что будет!» и пригласил на сцену дирижера Михаила Щербакова. Намного засидевшиеся оркестранты не сразу включились в исполнение — на нервически винтообразный ауфтакт своего художественного руководителя ответили хорошо квакнувшим аккордом меди и привычно вялым штрихом контрабасов. Первое крещендо, которое должно было сразу задать сквозной электрический ток всей симфонии, получилось невнятным. Но уже в следующем эпизоде запел гобой — и это было великолепно. Последующее тутти прозвучало идеально, оркестр, как будто только приладившись к музыке, вдруг как следует заиграл! Ребята, он заиграл!

Слегка портили радость от этого факта периодические фальшивые ноты струнных в подводке к восхитительному флейтовому соло, но самое досадное началось вот теперь, когда стало видно, что оркестранты работают честно и увлеченно — и явились на божий свет огрехи стратегии дирижера. Народный артист России Михаил Щербаков экстра-эмоционально размахивал руками и приплясывал на подиуме, пытаясь увлечь оркестр. Но куда — осталось тайной. Всем было не до характера, не до бесконечных рахманиновских фраз. Дирижер старательно показывал каждую долю, дробя и кроша музыкальную ткань. Интенсивные взмахи конечностями быстро приводят любого человека к физической усталости. Кульминация, которой так долго ждали слушатели, не получилась.

Вторая часть должна была стать переключением, передышкой после напряженной завязки повествования. Но вместо погружения в скрытую тревогу, мерцающую переходами красочных тембров от группы к группе, вслед за дирижером оркестр погряз в какой-то мелкой суете. Было ощущение, что музыкальное полотно, потрескивая, надрывается в самых разных местах. И совсем уж безрадостно бздынькнуло заключительное пиццикато.

Начиная с третьей части, картина интерпретационной неубедительности начала было постепенно выправляться мастерством оркестрантов. О, как прекрасен был опять гобой, как хороши все группы в стремлении играть дружно и хорошо! Но пресловутые драматургические «дырочки» из второй части здесь стали трансформироваться уже в серьезные смысловые провалы. Эпизод страшного остинато у валторн был настолько не «срежиссирован», что не ужас воцарился в душе слушателя, в ней воцарилось недоумение, до какой степени провальная работа была проведена, если вообще проведена, на репетициях. Восточный мотив, который мог распуститься, как волшебный экзотический цветок, оказался убит хаотичным дирижерским жестом. Вдруг валторны «вздрогнули» и сыграли блестяще свои архисложные секундовые качающиеся ходы. Опять зародилась слабая надежда на благополучный исход.

Финал все поставил на места. Ударный аккордовый эпизод у труб, имитирующий «скачку», был сыгран на пять с плюсом. Духовики замечательно задали цельный, упругий и волевой нерв, но дирижер их почему-то не поддержал. А они все равно играли отлично! Все оркестранты играли так, что хотелось их расцеловать! Каждого! Но тут опять логика музыкального развития рухнула в никуда, опять начался провал, несмотря на очередное прекрасное соло гобоя. Сбилась ответная «скачка» у струнных, смялся ток кантилены, невразумительно прозвучал подход к тутти. Казалось, что музыканты уже не надеются на дирижера — и совместными усилиями самостоятельно спасают корабль Первой симфонии от крушения и молодого Рахманинова от позора. Невероятно, но в какой-то момент показалось, что оркестр подчинил дирижера себе. Заключительное субито прозвучало изумительно. Итоговое высказывание, квинтэссенция содержания симфонии, вопрос философии, спора жизни и смерти — и однозначный вывод: смерть победима. Совершенно справедливо Артем Варгафтик, выйдя к ликующему залу, подвел итог: если бы симфония была сыграна на премьере вот так (очень хотелось уточнить: хотя бы так)- жизнь гения пошла бы по другому пути. Вполне возможно.

Второе отделение было посвящено Второму фортепианному концерту, рассказу о возрождении молодого Рахманинова после неудачи премьеры Первой симфонии практически из пепла. Знаменитая история про доктора Даля, et cetera. Партию фортепиано исполнил Арсений Тарасевич-Николаев, внук легендарной советской пианистки Татьяны Николаевой. Несмотря на юный возраст, музыкант уже имеет значительный концертный опыт и весьма уверенно ведет себя на сцене. Он даже вышел, умело «неся себя», что достигается определенными тренировками. Но назвать его исполнение особо выдающимся, как того безусловно хотелось бы, учитывая статус наследника великих традиций, не получилось. Культовыми первыми колокольными аккордами пианист задал тяжелый и вязкий темп, в котором оркестр так же заторможенно, как будто по колено в земле, начал играть основную тему.

В побочной партии стало отчетливо слышно, в каком ужасающем состоянии находится филармонический концертный рояль. Откровенно расстроенный и столь же откровенно не настроенный. Эту фальшь подхватили виолончели, гениальная музыка начала буксовать и распадаться на глазах. Солист, спохватившись, попробовал пришпорить оркестр, но выложившиеся в первом отделении оркестранты во главе с дирижером не поддались на его ажитацию. Те же самые духовики, которые вот только что показали класс в симфонии, дули, как в вату, а кульминационный марш прозвучал до обидного пошло и банально.

Странно вел себя Михаил Щербаков. Вместо того, чтобы дирижировать оркестром, он вдохновенно дирижировал солистом, не показав почти ни одного вступления обалдевшим от такой свободы оркестрантам. Пианист после рыхлой трясины начала второй части расстроился и бросил все попытки встроиться в эту неуправляемую массу. И правильно сделал. Собрался, продемонстрировал эффектные жесты левой руки в каденции, но… реприза пошла снова с «зависаниями». И вот, когда нужно было наконец свести звучание оркестра в одно целое, Щербаков вдруг принялся «лепить образ». И даже показал солисту с высоты своего роста и возраста, как бы он сам сыграл вот эту парочку тактов. Чем окончательно развалил все, что только можно было развалить.

Третью часть Арсений начал, технично взрыкивая пассажами, с явным намерением переломить ситуацию. Но оркестр так и не поддержал его, продолжая свою вялую политику невмешательства. Все попытки взбодрить аккомпанемент стремительными стретто не принесли результата, так как вялым остался и дирижер, что привело к позорному расхождению в кульминации.

Но публика простила артистам все. Она пронесла катарсис финала первого отделения через все испытания второго, была добра, тепла, щедра на аплодисменты. Более того. Ни разу за весь концерт не прозвучало ни одного хлопка между частями! Думаю, в этом единодушном порыве благодарности была огромная заслуга Артема Варгафтика. Он нашел удивительно точные и сильные слова, чтобы сделать максимально ясной главную мысль о Рахманинове: не было бы этого композитора, не было бы этой потрясающей музыки, если бы молодой Сергей Васильевич не нашел в себе силы победить себя. И эта, вроде бы простая, мысль стала главным уроком для всех в этот вечер.

Сталина Хрусталева