«Царская невеста» в Новой опере (13.04.19)

В Новой опере я бываю, увы, нечасто. В предыдущий раз это было ещё в те счастливые времена, когда Колобов стоял за дирижерским пультом, а десятки раз до этого прослушанный «Евгений Онегин» вдруг заиграл совершенно новыми красками.

Ныне же мне представилась возможность посмотреть «Царскую невесту» Н. Римского-Корсакова (постановка Юрия Грымова, дирижер Валерий Крицков). Эта опера всегда нравилась мне своей драматической яркостью и, конечно, потрясающей мелодической красотой. Поэтому особо я оценила превосходную вокальную работу и яркие тембры исполнителей главных ролей — Анастасии Лепешинской (Любаша), Елены Терентьевой (Марфа), Анджея Белецкого (Грязной). Остальные солисты и хор тоже прозвучали достойно. Иногда, правда, оркестр, прибавляя громкости и пафоса, выбивался на первый план и вынуждал хор форсировать звук. Все-таки хотелось услышать от музыкального коллектива подобного уровня более чуткого взаимодействия, определенной тонкости.

Сценография постановки (авторства Владимира Максимова) достаточно лаконична и концептуально выразительна. Центр сцены занимает большая клетка, в которой, словно в тисках фатального стечения обстоятельств, замкнуты все герои этой истории. Выносной мост, по которому персонажи «уходят» в мечты или в безумие, обманчив, так как обрывается в пустоту. Интересной деталью стало своеобразное «поклонение свадебным сапожкам», которое в данном контексте призвано было символизировать царский выбор (у меня сразу возникли ассоциации с туфельками Золушки). Немного спорно выглядели некие «бесовские сущности», сопровождавшие Бомелия. Сначала я приняла их за юродивых, так как некоторые тащили за собой вериги, но потом их богомерзкая природа все же проявилась более определенно. Образно-сюжетная роль этого миманса вполне понятна, но вот внешний вид, напоминавший то ли растолстевших мумий, то ли спецназ в маскхалатах, подчас вызывал в зале нервный смешок. Сомнительными мне показались и массовые сцены, где артисты хора (судя про программке, именно они были заняты танцевальных эпизодах) исполняли разудалые псевдонародные пляски — это выглядело довольно неуместно в соотнесении с общей стилистикой постановки.

Но все же, на мой вкус, вокальные красоты данного спектакля настолько перекрывают постановочные шероховатости, что последние быстро забываются. А в воспоминаниях остаются лирически накаленные ариозо Любаши, страсть и покаяние Грязного и нежные «серебристые» переливы финальной арии Марфы.

Анна Сахарова