Дебют недебютанта

Первый сольный концерт Вадима Холоденко в Большом зале консерватории

Проехав нескончаемое количество положенных победителю конкурса Вана Клиберна концертных площадок в разных полушариях (в марафонском графике гастролей только за первые три месяца года я с опаской насчитала 20 выступлений), Вадим Холоденко наконец дал свой первый сольный концерт в Большом зале родной Московской консерватории. Он посвятил его памяти своей выдающейся учительницы Веры Васильевны Горностаевой, повторив программу, сыгранную прошлым летом на гергиевских «Звездах белых ночей» в Питере.

Программа примечательна тем, что в ней вызывающе нет толком ни одного хита — ни тебе Трансцендентных этюдов, ни Аппассионаты. Публика понимает, что пришла сюда не за этим. Только на закуску — 19-я Венгерская рапсодия с эдакой фирменной холоденковской абсурдистской усмешкой. А так в первом отделении — не самый расхожий русский Серебряный век (три Сказки Метнера и Соната Балакирева), во втором — такой же немецкий девятнадцатый (Семь фантазий Брамса, «Призыв» из «Поэтических и религиозных гармоний» Листа). На бис — Перселл из репертуара Антона Батагова. Поди разберись, что пианист имел в виду.

Но разбираться в стилевых связях и перекличках не обязательно. Потому что в исполнении Холоденко это все — музыка нынешняя, сегодняшняя, актуальная, принадлежащая человеку за роялем. И даже хорошо, что не вся она была в свое время отлита в отточенный шедевр: из сырого и вязкого материала легче лепить.

28-летний пианист вообще не выглядит дебютантом. Технические обстоятельства его игры сразу выносятся за скобки — точность звучащих нот не вызывает вопросов. Гораздо интереснее следить за их смыслом и убедительностью. Пианист просто как будто берет тебя за руку и уверенно за собой ведет по какой-то четкой, но одному ему известной траектории. В этом смысле, кстати, очень удачно, дружелюбно и как-то, что ли, безопасно выглядит название его ежегодного авторского фестиваля, запущенного с этого сезона Карельской филармонией: «ХХ век с Вадимом Холоденко». А в данном случае тоже предложена увлекательная прогулка. Хочет — заведет в почти нематериальное пианиссимо Брамса, хочет — в совершенно фантастическую, подвешенную в воздухе русскую фугу Балакирева.

Не могла даже и предположить, чтобы клавирабенд молодого пианиста в таком ответственном и нервном месте, как БЗК, вместо обычных скучных критических щелчков из разряда «отоварил — не отоварил» вызвал у меня желание достать с полки старый советский том «Летописи жизни и творчества» Милия Алексеевича Балакирева и погрузиться в изучение его жизни в 1905 году. «Настроение духа у меня никуда не годное от чтения всяких адресов и петиций. Над несчастным русским народом собираются громовые и роковые тучи в виде разных дворянских вожделений как либеральных, так и консервативных». Знаменитый учитель «Могучей кучки», новатор-шестидесятник позапрошлого века, стал старым и больным человеком, превратился в консерватора, рассорился с Римским-Корсаковым из-за несогласия с его сочувствием к студенческим волнениям, «давно уже заржавел и иссох», по мнению своего бывшего соратника, музыкального критика Владимира Стасова, и сделал в том году последнюю редакцию вот этой самой фортепианной сонаты, после исполнения которой Вадимом Холоденко консерваторская галерка стала восторженно присвистывать и притопывать.

текст: Екатерина Бирюкова
www.colta.ru