«Играя на великой скрипке, чувствуешь себя более сильным музыкантом»

Джошуа Белл — о достоинствах Страдивари, магии Гергиева и тяжелых последствиях эксперимента в вашингтонском метро

Фото: joshuabell.com

Под самый занавес сезона в Большом зале Московской консерватории дебютирует Национальный молодежный оркестр США, созванный по инициативе Карнеги-холла. За внимание столичной публики американским тинейджерам предстоит побороться не только с наставником-варягом Валерием Гергиевым, но и с именитым соотечественником Джошуа Беллом. Самый востребованный скрипач Соединенных Штатов ответил на вопросы обозревателя «Известий».

— Вам уже приходилось играть с Валерием Гергиевым?

— Только однажды, три года назад. Но не в России и не концерт Чайковского. Это сочинение я исполнял с более чем сотней дирижеров, поэтому особенно жажду услышать чей-то новый подход.

— Что вы думаете о гергиевском стиле дирижирования?

— Гергиев неповторим, хотя в мире вообще не существует двух одинаковых дирижеров. Между ним и оркестром всегда возникает некая магия. Его техника весьма нетрадиционна, но в дирижерском искусстве техника не главное. Главное — заставить оркестр звучать здорово и донести музыку до слушателя. Это Гергиев умеет делать фантастически.

— Вы и сами проявляете интерес к дирижерскому делу.

— Да, сейчас уже много дирижирую. Руковожу оркестром «Академия святого Мартина в полях». Часто исполняю скрипичные концерты без дирижера. Концерт Чайковского в таком формате я еще не играл, но надеюсь рано или поздно попробовать.

— То есть если Гергиев опоздает, вы не растеряетесь.

— Начнем без него (смеется). Конечно, играть с великим дирижером — это нечто особенное. Теперь, когда я стал дирижировать сам, буду пристально изучать искусство Гергиева и пытаться понять, в чем его тайна. Я учусь у всех дирижеров, с которыми выступаю.

— Правда ли, что вам принадлежат три скрипки Страдивари?

— Я очень хотел бы, чтобы это было правдой, но нет. У меня было три скрипки Страдивари на протяжении всей жизни и всегда приходилось продавать одну, чтобы купить следующую. Сейчас я играю на скрипке «Экс-Губерман».

— И это ваш любимый инструмент?

— Да. Если придется выбирать, я остановлюсь именно на нем, хотя люблю и предыдущий — «Том Тейлор». Но скрипки — как люди, нехорошо говорить, что ты любишь одну больше, чем другую. Зато точно могу сказать, что инструменты Страдивари ставлю выше любых других, они всегда были моим идеалом. Многие коллеги любят Гварнери. Он хорош, и я был бы не против обладать таким инструментом для кое-какого репертуара, но всё же Страдивари — это совершенство.

— Знаете, был эксперимент, в ходе которого специалисты, не будучи предупрежденными, не смогли отличить Страдивари от современных скрипок.

— Думаю, это был эксперимент не над скрипками, а над специалистами. Скрипку делает совершенной не только то, что слышно посетителям концертного зала. Очень важны еще и отношения между инструментом и скрипачом — то, как они вместе делают музыку. Играя на великой скрипке, ты чувствуешь себя более сильным музыкантом. У меня нет ни малейших сомнений по поводу разницы между Страдивари и лучшими современными скрипками. Разница, может, и тонкая, но очень важная.

— Порой богатый скрипач со средними способностями покупает Страдивари и становится относительно популярным, потому что публика видит знаменитый инструмент в его руках.

— Если у вас есть Страдивари, это может очень сильно повлиять на вашу карьеру, потому что, как я уже сказал, совершенная скрипка помогает играть лучше. Но если вы не очень хороший музыкант, польза Страдивари будет незначительной. Наверное, некоторые слушатели будут впечатлены, но карьеру так не построишь: Страдивари помогает только в том случае, если вы знаете, как им пользоваться. Это как в гольфе. Конечно, Тайгер Вудс (один из самых успешных и богатых гольфистов мира. — «Известия») имеет возможность купить самый лучший клуб и вложить максимум денег в достижение результата, но если вы сделаете то же самое и потратите ту же сумму, это не поможет вам победить Вудса.

— Планируете ли вы продолжать социальные эксперименты после игры в вашингтонском метро?

— Не планирую, не хочу и не буду. Я сделал это ради забавы и не ожидал, что эксперимент привлечет столько внимания. Если честно, устал от этой темы: прошло уже шесть лет. И уж подавно я не хочу добавлять масла в огонь какими-то новыми экспериментами.

— Какие профессии вы присмотрели для троих своих сыновей?

— Старшему пять лет, близняшкам по три, так что я еще не знаю. Точно знаю, что в их жизни будет много музыки. Мне нравится жизнь музыканта, и я не понимаю многих моих коллег, которые говорят: «Ни за что не отдам детей в музыку, это такая тяжелая судьба!». У меня потрясающая работа, я делаю то, что люблю, и мне не надо просиживать в офисе по 10 часов каждый день. Так что если мои дети полюбят музыку, то я хочу, чтобы они стали музыкантами. Но, разумеется, главное, чтобы они были счастливы.

— Вы ведь начали заниматься в четыре года? Старшему не пора?

— Он как раз уже год играет на виолончели. Младшие тоже начали проявлять интерес, что неудивительно — в нашем домашнем пространстве очень много музыки.

— Пишут, что ваша бабушка родом из Минска.

— Да, бабушка по материнской линии родилась там и уехала в Америку во время Октябрьской революции. Не очень разбираюсь в политике той эпохи, но, наверное, она была подданной Российской империи. Иногда она говорила со мной по-русски, но я, увы, так и не выучил ваш язык.

— Вам нравится жить на Манхэттене?

— Обожаю Нью-Йорк и Манхэттен, потому что здесь очень много выбора, а я люблю выбор. К тому же этот город удобен для путешествий: отсюда можно улететь в любую точку Земли. Когда ты проводишь в концертных турах 200 дней в году, это важно. На мой взгляд, Нью-Йорк представляет не только лучшее, что есть в Америке, — это город всего мира. Здесь сосуществуют все культуры, все национальности. Думаю, что и Москва теперь отчасти такова: море возможностей, все кухни планеты и музыка на любой вкус.

http://izvestia.ru