Илья Калер: Конкурсы очень полезны для молодых музыкантов

Илья Калер в 1986 году. Фото: Простяков/ РИА Новости

Существует много разных мнений по поводу конкурсов. Бесконечные дискуссии по этому поводу лишь доказывают, что, несмотря на позитивные и негативные стороны, конкурсы все же необходимы и очень полезны для молодых музыкантов, считает Илья Калер, обладатель первых премий трех самых знаменитых конкурсов мира — Паганини, Сибелиуса и Чайковского. На нынешнем, XV Конкурсе Чайковского, Илья Леонидович — в составе судейства по специальности «скрипка». Музыкант рассказал корреспонденту «РГ» о том, что происходит на Конкурсе в эти дни, и дал небольшие комментарии по итогам I тура.Илья Леонидович, из 12 человек, прошедших во II тур, почти половина принимала участие в предыдущем Конкурсе Чайковского. Юй-Чень Цзэнь имеет специальный приз, а у Гайка Казазяна — IV премия XII Конкурса. Вы приветствуете упорство в достижении лучшего результата?

Илья Калер: Это выбор самих исполнителей: они возвращаются и пытают свою удачу снова, иногда с лучшим результатом, бывает, и с худшим. Многие предпочитают рисковать, поэтому играют опять.

Впервые в истории Конкурса Чайковского проводились предварительные прослушивания. Смогли ли те, кто проявил себя еще до начала конкурса, выдержать I тур?

Илья Калер: Не всегда проходят те, кто должен был пройти, как бы нам этого не хотелось! Были пожелания, чтобы во II тур у скрипачей прошли еще два человека. Но они не попали: мы отбираем ограниченное количество участников. Увы… Предварительное прослушивание — хорошая идея. С одной стороны, это была возможность лишний раз «обыграться», с другой — от этого «обыгрывания» зависело участие в Конкурсе.

Конкурсанты могли свободно выбирать программу для предварительного отбора. И тут интересное наблюдение — репертуар выступления говорил уже о многом: что за музыкант, какое у него чутье; понимает ли он, как воспринимаются его идеи жюри и публикой. Скажу так, выбор некоторых был «не очень» умным. А кто-то принял зрелое решение и показал себя в разных жанрах и стилях, выгодно демонстрирующих исполнительские качества.

Получилось так, что на этом конкурсе появилось четыре полноценных тура. Как это выдержать психологически?

Илья Калер: Я согласен, туров много. И вопрос удачи играет огромную роль! Допустим, сегодня звезды сложились таким образом, исполнителю повезло: погода и атмосферное давление хорошие, чувствует он себя отлично, сердцебиение у него в норме, — он вышел на сцену и показал себя с наилучшей стороны. А через два дня — хотя он тоже готов и играет с полной отдачей — к сожалению, срывается. Выступление музыканта зависит даже от того, кто играл до него, и кто сыграет позже. Во II тур прошли хорошие ребята. Парочка имен, может быть, свалилась.

А что вы скажете этой «парочке» — ведь это тоже нововведение, говорить с теми, кто не прошел.

Илья Калер: На многих конкурсах существует такая практика. Чаще это делается перед финалом. Мой разговор будет чисто деловой, профессиональный. Я выскажу свое мнение по поводу игры тактично и мягко, что-то предложу, какие-то идеи. Бывает так, что некоторые участники так расстроены, что не хотят ничего обсуждать. Мне кажется, что те, кто придут, у них есть будущее.

Что вызывало наибольшие споры у жюри в интерпретациях на I туре?

Илья Калер: Чакона Баха. Понятно, что по поводу исполнения Баха (и Моцарта в том числе) мы сейчас знаем намного больше. Расширились исторические исследования и практика игры музыки барокко: вопросы темпов, артикуляции, акустики, возможностей современных инструментов. Это все равно, что обсуждать, как произносились слова во времена Шекспира и теперь. На мой взгляд, это бесконечная дискуссия.

Вы участвовали в эксперименте, где нужно было в темной комнате, в темных очках отличить звучание скрипки старинного мастера от современной. У некоторых из 12 участников, прошедших во II тур, заявлены уникальные инструменты: Гварнери дель Джезу (1725), Санто Серафина (1735), Гваданини (1753). Вы учитываете этот момент в состязаниях?

Илья Калер: Я сам много играл на старых «итальянцах», дорогих и знаменитых. Сейчас у меня скрипка одного из великолепнейших современных американских мастеров. Мы живем в эпоху «новой Кремоны» — наблюдается настоящий расцвет скрипичного дела. Когда выходит юный скрипач или скрипачка и играет на потрясающем Страдивари, конечно, это помогает. Мы слышим разницу, но понимаем, какую роль играет здесь инструмент. Для меня это не является главным критерием при голосовании. Если у человека нет возможности играть на дорогой кремонской скрипке, все равно видно, как этот исполнитель определяет звук, какой у него артистизм и музыкальность, — все совершенства видны и слышны сразу!

Нынешний Конкурс — состязание зрелых исполнителей? Или на I туре встречались участники, в игре которых больше был виден известный скрипач-педагог, нежели индивидуальность?

Илья Калер: Педагоги бывают разные, есть такие, которые учат, а играют мало, а бывает наоборот — педагог является знаменитым концертирующим музыкантом. Тогда, наверное, у ученика может что-то и проглядывать. У нескольких ребят было видно, что они находятся под влиянием знаменитых исполнителей, но это абсолютно нормальный переходный период их развития. А бывает и так, что данный исполнитель выполняет то, что ему подсказано педагогом, и это сразу видно. Это студенческий подход, не артистический. На I туре многие ребята делали смелые вещи и стилистические, и артистические. Что-то работало, а что-то нет, но я восхищался их смелостью!

Вы получили первую премию на Конкурсе Чайковского в 1986 году, а ровно за двадцать лет до вас, в 1966-м, победил ваш педагог — выдающийся скрипач Виктор Викторович Третьяков. Сейчас вы судите Конкурс вместе с ним.

Илья Калер: Мы не виделись с Виктором Викторовичем почти 25 лет. Так получилось, что он жил и работал в Кельне, а я занимался своей карьерой в США. Мы потеряли контакт — вы знаете, что такое современная жизнь. Перед Конкурсом я испытывал сильное волнение, не знал, как мы будем общаться. Но встреча оказалась замечательной, очень теплой. В какой-то момент студент и педагог перестают таковыми быть, и я, конечно же, очень давно чувствую себя его младшим коллегой. Для меня большая честь сидеть рядом с ним в жюри, обмениваться мнениями.

А они совпадают?

Илья Калер: Иногда нет, что совершенно нормально. С возрастом многое меняется — не какие-то основные принципы, вопросы качества, технического совершенства игры — меняются вопросы интерпретации, вкусовые предпочтения. Меня, как музыканта, это всегда очень обогащает, вдохновляет и дает импульс к новым идеям.

Когда вы победили на конкурсе Чайковского, Виктор Викторович был председателем конкурсного жюри. На нынешнем конкурсе нет председателя, а членам жюри запрещено судить своих учеников.

Илья Калер: Это очень хорошее нововведение. Все больше конкурсов вводят такое правило. На некоторых состязаниях член жюри не может голосовать за своего ученика, но уже само физическое присутствие такого человека в судействе как бы оказывает на всех косвенное давление. Полной объективности не существует. 10 судей и каждый имеет свою точку зрения. Вот это и создает максимальную прозрачность. Когда есть председатель, он всегда может направить обсуждение в определенное русло, особенно, если он знаменит, с большим именем. У каждого присутствующего есть свои интересы, соображения. Например, если это знаменитый конкурс, кому-то захочется, чтобы его опять пригласили, и он может проголосовать за ученика этого педагога и так далее.

Вы согласны, что невозможно также избежать ситуации, когда прошлые студенты когда-то занимались с педагогом, членом жюри конкурса, а теперь приехали выступать.

Илья Калер: Конечно, ведь музыкальный мир довольно маленький, но он очень большой, и в какой-то момент обязательно кто-то с кем-то пересекался, на тех же мастер-классах.

В какой момент вы решили закончить участвовать в состязаниях?

Илья Калер: Конкурс Чайковского, был самым последним в моем списке. Это один из самых престижных смотров, дающий невероятный толчок в будущее в плане музыкальной карьеры. Я просто принял решение. Мне захотелось начать жизнь артиста.

Текст: Татьяна Эсаулова
www.rg.ru