Красное и черное. В Москве представили новую версию кантаты «История доктора Иоганна Фауста»

24 ноября исполняется 80 лет со дня рождения Альфреда Шнитке. Первой в череде юбилейных событий стала премьера новой версии его знаменитой кантаты «История доктора Иоганна Фауста»: с новой инструментовкой (транскрипцию для камерного оркестра, хора и солистов осуществил Кузьма Бодров), со специально созданным видеорядом (его автор — контратенор Олег Безинских, он же исполнитель роли Мефистофеля-соблазнителя), наконец, эта кантата впервые была исполнена в Москве на языке оригинала… Всё это вместе взятое превратило исполнение в одно из ключевых событий X Международного Осеннего хорового фестиваля, да и вообще сентябрьской концертной афиши столицы.

Инициаторы нового прочтения культового произведения — это одновременно и участники концерта: Александр Соловьёв, художественный руководитель Камерного хора Московской консерватории и данного фестиваля, и Евгения Кривицкая, исполнившая партию органа тонко, красиво: он то выдвигался на передний план, то таился, прятался, интригуя едва слышным, небесным звуком. С ними в команде оказались замечательные солисты Новой Оперы: тенор Александр Татаринцев в роли Рассказчика, бас Владимир Байков — Фауст, уже упомянутый Олег Безинских и Этери Бериашвили (Мефистофель-каратель). Вместо большого симфонического оркестра, для которого вообще-то и была написана эта кантата, в данной версии мы услышали и увидели на сцене камерный ансамбль «Студии новой музыки». Однако — удивительное дело — кантата от этого ничего не потеряла, даже как будто приобрела. Дирижеру удалось главное: сплотить компактный коллектив на сцене — солистов, хор и оркестр — в единый слаженный организм и добиться от него невероятного драйва. 35 минут пролетели как одна.

«Мы все очень волновались, как наша версия будет воспринята, тем более что в зале находилась Ирина Федоровна Шнитке, супруга композитора, — рассказывает Александр Соловьёв. — После концерта мы с ней общались. Как выяснилось, до концерта она была обеспокоена: как можно при усечении состава сохранить драматургию, заложенную автором. Однако Ирина Федоровна отметила трепетное отношение к исполняемой музыке, а также экспрессию в ее интерпретации».

Замечу, что Камерный хор, которым до 2012 года руководил его основатель Борис Тевлин, много пел Шнитке уже в 1990-е годы, при жизни композитора. Традиции своего предшественника и наставника продолжает Александр Соловьёв. А музыка «Доктора Фауста» в виде оперы уже была хорошо знакома Камерному хору: он исполнял ее в 2009 году в Лондоне на фестивале «Между двух миров», посвященном Шнитке, а затем в Концертном зале имени Чайковского.

Кантата «История доктора Иоганна Фауста» (1983) вошла в оперу, став ее финалом, и это логично — ведь в ней рассказывается о смерти Фауста. Сценическая судьба кантаты поначалу не складывалась. После первой же репетиции с Аллой Пугачевой в роли Мефистофеля-карателя исполнение в СССР запретили. В результате мировая премьера состоялась в Вене. Только после этого кантата вернулась на родину и после долгих мытарств была, наконец, представлена публике в Москве и Петербурге, тогда — Ленинграде.

«Как вам кажется, почему Шнитке отказался от трагедии Гёте в качестве первоисточника, а за основу взял „Народную книгу“ XVI века Иоганна Шписа?» — продолжаю я допытываться у Александра Соловьёва.

«Это естественно, ведь он выбрал главы, где описана страшная кончина Фауста. Он словно фокусировал внимание на самых сумрачных сторонах сюжета. Важно, что в эпилоге дается назидание: как важно правильно себя вести, быть крепким в вере. Вот главный смысл и итог сочинения. Тема троекратно звучит в финале кантаты. Сначала в исполнении органа, затем ее повторяют солисты и уже третий раз — в исполнении хора и тутти оркестра».

Вот он, этот эпилог: «Так бодрствуйте, бдите! Всечасно враг ваш лютый, Диавол, жаждет жертв. Аки алчущий лев, все ищет, где добыть поживу. Будьте же стойки, тверды в вере!»

Эти слова поставили точку в кантате, за которой на концерте 29 сентября последовали неистовые благодарные аплодисменты публики. Вообще, в тот вечер, кажется, все исполнители были «в ударе»: все без исключения солисты, хор и оркестр. Один из солистов — контратенор Олег Безинских — знает «Историю доктора Фауста» как свои пять пальцев: роль Мефистофеля-соблазнителя он поет уже 20 лет — с разными составами, разными дирижерами. И вот теперь, не ограничившись ролью солиста, вспомнил о своем втором, театральном, образовании и проявил себя в качестве автора визуальной партитуры. Созданный им видеоряд выглядел органично, мощно, явно усиливал эмоции, заложенные в музыке, и в результате концерт (точнее, одно его отделение, в котором звучала кантата) в Большом зале Московской консерватории превратился в semi-stage спектакль.

— Олег, откуда вы взяли эти изображения, почему именно они?

— На мой взгляд, видеоряд не должен иллюстрировать сюжет буквально, по принципу: «Что вижу, то пою». Например, я взял кадры из немого фильма 1926 года «Фауст». Дело в том, что в этих фильмах лицо, глаза — будто под увеличительным стеклом. Именно мимика лица и жесты выражают безумные страсти. Мне кажется, кадры немого кино подчеркивают музыкальную драматургию.

— Но помимо черно-белого немого кино у вас было много чего в цвете…

— Да, например, когда пел я (Мефистофеля — сладкоголосого обольстителя), на экране появлялись лепестки розовых роз. А когда появилась Мефистолина, как мы называли исполнительницу Мефистофеля-карателя Этери Бериашвили, на экране возникли красные розы, потом уже на красный фон как будто проливалось черное — черная кровь. Рассказчик у нас сопровождался желтым — цветом дня. А Фауст темным — цветом ночи. Всё имело свое место, всё играло на общий эффект, всё неспроста.

Итак, в кантате Шнитке два Мефистофеля: «сладкоголосый обольститель» и «жестокий каратель». Каратель — это всегда самое интригующее: ведь его партия изначально написана Шнитке для женского эстрадного голоса. Нынче в этой роли выступила Этери Бериашвили — джазовая певица, ставшая широко известной благодаря участию в телевизионном проекте «Голос». Но Мефистофель для нее — конечно же, дебют.

— Этери, я полагаю, вряд ли вы когда-нибудь могли даже помыслить, что исполните роль Мефистофеля-карателя в кантате Альфреда Шнитке?

— Абсолютно точно. Даже, наверное, в страшном сне не приснилось бы такое. Когда мне позвонил Кузьма Бодров, я долго переспрашивала: «Вы точно меня имеете в виду? Вы меня ни с кем не путаете?»

— А вы знали предысторию этой кантаты, тот факт, что эта роль была написана для Аллы Пугачевой?

— Я вообще ничего не знала об этом. Само предложение ввергло меня в такой ужас: справлюсь ли я? У меня вообще-то большой опыт на эстраде, но когда дело касается классики, гложут огромные сомнения в своих способностях. Не в том смысле, что я не выучу материал, но хватит ли моего голоса для исполнения такой сложной партии? Сложной, как выяснилось, даже не столько вокально, сколько эмоционально. Но поскольку с эмоциями я дружу, то, как мне сказали, многое из задуманного получилось. Хотя у меня к себе, конечно, осталось еще много вопросов.

— А как вы относитесь к самой музыке? Ведь ваш фрагмент — знаменитое танго — это же самая яркая в кантате музыка, доступная любому человеку, даже такому, для кого Шнитке — что-то непостижимо сложное. А тут — шлягер. Что вы думаете об этом танго, какие вообще эмоции у вас возникли?

— Я прочитала воспоминания Альфреда Шнитке, там есть великолепная фраза: «Это было унижение банальностью». То есть страшная миссия, которую должен был выполнить Мефистофель — растерзать и уничтожить тело доктора Фауста, — всё это происходит на фоне стилистически упрощенной композиции. Отрицательный характер моего героя подчеркивается мелодией танго.
Почему же все-таки танго? Шнитке пишет так: «Шлягер — хорошая маска всякой чертовщины, способ влезть в душу, поэтому я не вижу другого способа выражения зла в музыке, чем шлягерность».

— Этери, танго — это кульминация произведения: вы появляетесь в зале, оттуда поднимаетесь на сцену и поете в микрофон такую красивую и жуткую мелодию смерти. Бешеная ответственность. И я вас поздравляю: вы прекрасно справились. Но каково это?

— Для меня необычно, даже страшно. Слава Богу, мне не сказали, что в зале присутствовала Ирина Шнитке, иначе я бы тогда совсем обомлела. Казалось бы, где я только не выступала: с микрофоном пела и без, с большими оркестрами, на площади в 50 тысяч человек. Но такого в моей жизни еще не было, волнение зашкаливало. Зато после концерта я услышала теплые слова от Ирины Федоровны. Она меня поздравила, сказала, что у меня огромный потенциал, что из всех вокалисток, которых она слышала, никто правильно не исполнил штрихи: допустим, две ноты легато, дальше стаккато. Все поют только легато. Я первая, кто всё исполнила точно. Это она отметила особо, и мне было очень приятно. Надеюсь, в моей жизни еще будет возможность сыграть и спеть роль Мефистофеля.

Юбилей Альфреда Шнитке еще впереди. Предвкушаю и надеюсь на не менее знаковые концерты, чем этот. Что до Камерного хора, то, как сказал мне Александр Соловьёв, он собирается и дальше исполнять транскрипции сочинений Альфреда Гарриевича. Уже в работе несколько пьес из «Сюиты в старинном стиле» — в версии петербургского композитора Сергея Екимова для камерного хора и инструментального ансамбля. А в мае 2015 года, на фестивале к Дню Победы, хор исполнит «Песни войны и мира», одно из ранних сочинений Шнитке, которое как нельзя лучше вписывается в контекст торжеств к 70-летию Великой Победы.

Музыкальная жизнь № 10, 2014
Ольга РУСАНОВА