Лукас Генюшас — поклонник Платона, Канта и Шопена

Пианист Лукас Генюшас исполняет и барочную музыку, и классику, и сочинения современных композиторов.

Лукас Генюшас выступил на открытии XIV международного фестиваля пианистов Klaver, проходившего в Таллинне с 24 октября по 2 ноября. Вместе с Эстонским государственным симфоническим оркестром под управлением Андриса Пога пианист исполнил Второй фортепианный концерт Чайковского, причем в оригинальной, авторской версии, открыв даже искушенной публике красоту и своеобразие этого незаслуженно забытого сочинения.

Забытый шедевр Чайковского

— Как вы думаете, почему в отличие от популярнейшего Первого фортепианного концерта Второй концерт исполняется крайне редко, хотя сам Чайковский предпочитал его Первому?

— Пути господни неисповедимы… Принцип и алгоритм, по которому сочинение становится вдруг безумно популярным, как это произошло с Первым концертом Чайковского, мне неясны. Конечно, Первый концерт выигрывает в смысле компактности формы и рельефности реализации замысла. Но я люблю Второй концерт ничуть не меньше Первого. Для меня это музыка столь же высокого художественного уровня. Мне это было очевидно с первого раза, когда я этот концерт услышал.

Вообще, в среде музыкантов бытует несколько снобистское отношение к избитым вещам, шлягерам. Поэтому сыграть что-то малоизвестное, вышедшее из-под пера гениального композитора, — это всегда словно глоток свежего воздуха. Когда я впервые услышал Второй концерт, мне было лет шестнадцать. Тогда я решил, что обязательно его сыграю. И вот представилась такая возможность…

— Раньше вы его не играли?

— Я выучил этот концерт полтора месяца назад и в Таллинне сыграл в четвертый раз. В этом сезоне я его играю в разных городах, в том числе в Сибири, раз десять. Это абсолютно уникальный концерт в смысле реализации и использования оркестра, в нем есть ряд интересных находок…

— Изумительная лирическая вторая часть с солирующими скрипкой и виолончелью…

— Да, во второй части Чайковский создает полноценное трио, получается как бы тройной концерт. И первая часть тоже построена весьма небанальным образом: Чайковский, пожалуй, первым ввел такой вариант развития формы, при котором каденция солиста вставлена в середину разработки, то есть все темы разрабатываются в соло фортепиано. Тем самым сольная каденция превращается из блестящего виртуозного отступления в нечто большее.

— В техническом отношении Второй концерт ничуть не уступает Первому, недаром Чайковский посвятил его — как и Первый концерт — пианисту-виртуозу Николаю Рубинштейну. Тот, правда, вначале отверг Первый концерт, но потом его принял и с большим успехом играл…

— Однако Чайковский уже снял посвящение, заменив имя Рубинштейна на имя первого исполнителя, Ганса фон Бюлова. Кстати, Первый концерт, который известен всему миру, исполняется в редакции Александра Зилоти, который внес в авторскую редакцию серьезные изменения. Никто об этом сейчас не вспоминает, считается, что редакция Чайковского была неудачной и Зилоти спас Первый концерт. Он и Второй концерт редактировал, сильно порезав вторую часть и выкинув трио. Чайковский не признал редакцию Зилоти, но она, тем не менее, исполняется чаще, чем авторская. Но я считаю, что Второй концерт нужно играть в авторской редакции — настолько она хороша и оригинальна.

— Не собираетесь ли вы в следующем году принять участие в конкурсе Чайковского и сыграть в финале не Первый, как большинство конкурсантов, а Второй концерт?

 — Есть такая мысль, но сказать точно пока не могу. Если я приму такое решение, то, конечно, буду играть Второй концерт.

— А какой еще? Ведь в финале этого конкурса нужно сыграть два концерта.

— Скорее всего, «Рапсодию на тему Паганини» Рахманинова.

Шопен у меня в крови

— Вы участвуете в конкурсах с 12 лет, и весьма успешно. Главным для вас конкурсом, я думаю, стал конкурс Шопена в Варшаве, где вы завоевали серебряную медаль. После этого вас даже окрестили «шопенистом». Наверное, большое влияние на вас оказала бабушка, Вера Горностаева, признанная исполнительница Шопена и ученица Нейгауза, одного из лучших интерпретаторов Шопена?

— Конечно, Вера Васильевна не только продолжила традиции, идущие от Нейгауза, но и, как никто другой, преломила их через собственное отношение и передала мне во всей полноте. Я с детства много играл в ее классе Шопена, и она внимательно следила за моим музыкальным развитием. Бабушка придерживается принципа, сформулированного Нейгаузом: если пианист может хорошо сыграть Шопена и Баха, он сыграет и все остальное. Так что Шопен у меня в крови, и мое участие в конкурсе было вполне органичным. В 11 лет я выучил его Первый концерт, который играл в финале, да и остальной репертуар был выучен мной задолго до конкурса.

— Недавно на нашем телеканале ETV показывали французский фильм об Артуре Рубинштейне. Гениальный пианист и один из лучших исполнителей Шопена говорил, что тот не был романтиком, он просто жил в романтическую эпоху. Вы с этим согласны?

— Абсолютно. У Пастернака есть статья, в которой он называет Шопена представителем реализма в музыке — таким же, каким Лев Толстой был в литературе. Шопен отражает внутреннюю реальность, ему было свойственно чувство объективности. А так как он жил в романтическую эпоху, то говорил на этом музыкальном языке. Но у него нигде нет перехлеста чувств, все невероятно гармонично и стройно.

— Какая музыка — романтическая, классическая, современная — вам наиболее близка?

— Сложно сказать, у меня широкий взгляд на музыку. Отдельной темой в моей жизни проходит музыка XX века. Я предан этому наследию: Хиндемит, Барток, Прокофьев, Шостакович, Стравинский…

— А как же Шопен?

— Шопен… (Пауза.) Это отдельная тема. Шопен будет сопровождать меня всю жизнь. Как и русская романтическая музыка — Чайковский, Рахманинов, Метнер. Но наряду с этим я большой интерес питаю к барочной эпохе и XX веку. Не игнорирую и классическую эпоху, играю все пять концертов Бетховена, его сонаты. Я сейчас на той стадии развития, когда не могу сказать о себе, что полностью сформировался как музыкант.

Поклонник Канта, но не поэт

— Стать пианистом вам было, как говорится, на роду написано. Вы ведь музыкант в четвертом поколении…

— Да, по линии мамы. И в третьем поколении — со стороны отца. Дед мой, Римас Генюшас, был очень известным литовским дирижером.

— Значит, проблем с выбором профессии у вас не было?

— Ну, какие-то альтернативы были… Но, слава богу, воспитатели не форсировали мое развитие. Они меня склоняли к музыке, но не заставляли ею заниматься. Поэтому лет в 14–15 у меня возник собственный интерес к музыке.

— Довольно поздно.

 — А раньше, чем в 14–15 лет, ни у кого мозги нормально не работают. На самом деле многие осознанно начинают заниматься профессией гораздо позже. Я очень рад, что у меня в 14 лет появилось собственное отношение к музыке, причем довольно резко. До этого я занимался музыкой много, но скорее по инерции. Благодаря хорошей школе, может быть, помимо моей воли я получил базу, которая сказалась на моем последующем развитии доминирующим образом. Я все это аккумулировал с огромной силой.

— Вашим главным педагогом и в училище, и в консерватории была Вера Васильевна. А до этого?

— Очень хороший друг бабушки Александр Николаевич Беломестнов занимался со мной примерно до 14 лет. Он замечательный детский педагог и музыкант с большим кругозором. Я до сих пор поддерживаю с ним близкие отношения. Он не только дал мне важнейшие азы фортепианного искусства, но и старался с детства привить мне культуру в широком смысле.

— Унаследовали ли вы от бабушки литературный дар? Она ведь не только прекрасная пианистка, но и великолепный лектор, литератор, автор книг и статей. Как она сама говорила, у нее литература и музыка всегда были на равных, рядом…

— Я такого о себе не сказал бы. Безусловно, литература мне интересна, однако у меня другие акценты: я больше увлечен философией. Много читал Платона, Спинозу, Ницше, изучал Канта, но свою философию пока не нашел.

— Вас можно назвать театралом? Вы ведь живете в Москве, где театральная жизнь бурлит.

— Я периодически хожу в театр, но отношусь к нему без фанатизма. Вера Васильевна, кстати, никогда не была театральным человеком. Она — человек литературный. Для нее важна литература и музыка, главным образом фортепианная. У меня музыкальный диапазон немного шире.

— Вам всего 24 года. Какие задачи вы перед собой ставите?

— Я нахожусь сейчас в поиске. Мои интересы концентрируются вокруг музыки второй половины XX века и музыки нового столетия. Например, я люблю и уважаю композитора Леонида Десятникова, это друг нашей семьи, его музыку я с детства знаю и играю. Играю произведения литовских композиторов. А сегодня сыграл на бис сочинение современного композитора Владимира Рябова «Эй, ухнем!». Год назад выучил и с большим удовольствием сыграл концерт Витольда Лютославского — по случаю столетнего юбилея композитора. Ну и, конечно, со мной по-прежнему моя специализация — Шопен.

— Сегодня вы играли на нашем новеньком «Стейнвее». Как он вам, пришелся по вкусу?

— Очень хороший инструмент. Новые «Стейнвеи» бывают весьма неудачные, а этот инструмент выбран правильно.

— Его выбирали наши лучшие пианисты — Пеэп Лассманн и Ивари Илья.

— Ивари, ученик бабушки… (Улыбается.) Инструмент прекрасный. Пока он не очень хорошо держит строй, но со временем «созреет», обыграется.

Справка «ДД»:

Лукас Генюшас родился в 1990 году в Москве в семье музыкантов: мать — пианистка, профессор Московской консерватории Ксения Кнорре, отец — пианист, профессор Литовской Академии музыки Пятрас Генюшас.

Играть на фортепиано начал в пять лет. Учился в колледже имени Шопена, который окончил с отличием в 2008 году (класс А. Беломестнова). В 2013 году окончил Московскую консерваторию (класс профессора В. Горностаевой). Ныне — аспирант Московской консерватории.

Обладатель 11 музыкальных наград. Лауреат международных конкурсов, в том числе VII Молодежных Дельфийских игр в России (золотая медаль, 2008), III международного конкурса пианистов Musica della Val Tidone в Италии (I премия, 2009), международного конкурса имени Джины Бахауэр в Солт-Лейк-Сити, США (I премия, 2010), XVI международного конкурса им. Шопена в Варшаве (II премия, 2010).

Участник программы Московской филармонии «Звезды XXI века».

Автор: Тамара Унанова
rus.postimees.ee