Зимний путь XXI века

Фестиваль «Другое пространство» размышляет на тему смерти

Максим Михайлов, Александр Рудин и Владимир Юровский. «Смерть Ивана Ильича». Фото со страницы Московской филармонии в социальной сети Facebook

Четвертый международный фестиваль актуальной музыки «Другое пространство», что проводит Московская филармония, открылся мировой премьерой: сочинение Антона Батагова «I fear no more» стало яблоком раздора в профессиональной среде. Выбор худрука фестиваля Владимира Юровского для многих не был ни очевидным, ни уместным, другие же, напротив, горячо его приветствовали.

За четыре года фестиваль спустился с небес на землю и действительно осваивает «другое» для себя пространство. Мы помним, что открытие первого фестиваля прошло на крыше филармонии (это было, кажется, в первый и последний раз, когда туда пустили исполнителей и публику), а концерты проходили в «Трюме» (подвальном зале), в фойе партера и т. д. К третьему разу дислокация «вползла» на территорию самого Зала им. Чайковского, когда партер преобразовали в сцену. И вот наконец свежее (другое) пространство для фестиваля — академическое, когда исполнители на сцене, дирижер на подиуме, публика в зале (полном, на полторы тысячи мест!). Не все другое на этом закончилось: в этом году впервые художественное руководство фестиваля принял Владимир Юровский, чья изобретательность, кажется, не знает границ. Юровский, в чем московская публика уже убедилась по нескольким его циклам с Госоркестром (этот же коллектив выступил и на открытии фестиваля), гениально конструирует программы, предлагая не банальный набор пьес на тему (хотя, скажем, на «Прометее» хватило бы и этого — но он и тут представил философию мифа, не собственно героя), но — разные взгляды, разные традиции, разные грани. Смерть — если одним словом — была темой концерта-открытия, или, по Рихарду Штраусу, «Смерть и просветление». Сакральный взгляд — «Телесная Мандала», сочинение Джонатана Харви, где средствами симфонического оркестра (с введением нестандартных инструментов вроде чаш с водой) воплощается буддийский «ритуал очищения». Человеческий, земной взгляд — умирающего, ищущего примирения, спасения — в одном из последних сочинений Джона Тавенера — «Смерть Ивана Ильича». Здесь преодоление: экзистенционального кризиса, физической боли — и успокоение. Монолог баса (Максим Михайлов) и виолончели (виолончель здесь — трепещущий внутренний голос героя, солировал Александр Рудин) проходит путь от размышления до агонии, пока наконец не смиряется с зовом рока (октавные кличи у тромбонов и литавр) и растворяется в музыке высших сфер; лишь редкие, невпопад, удары барабана напоминают о затухающем биении сердца. Сочинение Тавенера — предсмертное, премьера его состоялась незадолго до смерти композитора, всю жизнь страдавшего от неизлечимой болезни, так что, быть может, в чем-то (по крайней мере с почти осязаемой точностью переданы физиологические мучения) оно автобиографическое.

В этом смысле «Смерть Ивана Ильича» перекликается со Второй симфонией Эдисона Денисова, последним крупным сочинением классика русской музыки, до премьеры в Дрездене Эдисон Васильевич не дожил. Здесь нет объявленной программы, это своего рода творческое завещание, где композитор, по его собственным словам, резюмирует свои художественные поиски 90-х. Но — по ощущению от финала, где в ужасающем крике сходится весь оркестр, — не есть ли это еще одно размышление на заявленную тему? Вторая симфония Денисова шла в паре (концерт предусмотрительно поделили на три части) с сочинением Альфреда Шнитке «Pianissimo»… Тончайшее, даже изысканное сплетение голосов (выполненное в трансформированной сериальной технике), в соответствии с названием исполняемое предельно тихо, но в финале вырастает до мощного взрыва. Программа скрыта: пьеса написана после прочтения рассказа Кафки «В исправительной колонии» (об изощренной пытке и гибели осужденного убийцы), так что лишь условно можно представить себе, что вся ажурная (и надо сказать, волшебная — если не знать содержания рассказа) ткань пьесы есть писание стеклянными трубочками по обнаженному телу убийцы одного лишь слова, а кульминация — казнь.

Наконец, в третьем отделении состоялась мировая премьера пьесы Антона Батагова «I fear no more» («Я больше не боюсь»), написанной специально по заказу фестиваля. Вокальный цикл на стихи английского проповедника Джона Донна в историческом контексте можно, допустим, трактовать как продолжение «Зимнего пути» — только в XXI веке все тот же герой-одиночка, аутсайдер, герой, очевидно, протестующий против всего мира, ведет прямой диалог со смертью. Поэтическим языком XVII века (но тексты — потрясающие, экспрессионистические, даже сюрреалистические), музыкальным — века XX. Это сюита, где сплавлен музыкальный язык рок-культуры, только вот рок-музыка куда ярче и куда выразительнее прошла этот путь еще в 70-е годы прошлого века. Возможно, если бы организаторы рискнули вступить на смежное поле и, допустим, пригласить в проект рокера (уверена, есть открытые к экспериментам музыканты), все происходящее обрело бы почву. А в представленном виде услышанное, несмотря на грамотное, особенно для выпускника консерватории, исполнение Александра Коренкова, воспринималось как некий инородный объект, присутствие которого оправдывало лишь формальное представление еще одной, довольно неожиданной для филармонического фестиваля грани заявленной темы.

На следующий день Юровский вновь представил русско-английскую программу. Из наших в концерте исполнили пьесу «Часы Шагала» Ольги Бочихиной, решенную в манере инструментального театра, когда движение музыкальной материи должно восприниматься как бег минутной или ход часовой стрелки (исполнители сидели по кругу, а «осью» был дирижер), и сочинение Антона Сафронова «Сон… — Хронос», где композитор, очевидно, пытался представить борьбу времени с самим собой: ритмично бегущее, оно вдруг поглощалось хаотичными всплесками — сна? Из четырех английских пьес («Преследование» Оливера Нассена, «Хоровод» Джулиана Андерсона, «Carmen Arcadiae Mecanicae Perpetuum» Харрисона Бертуисла и «Ожившие игрушки» Томаса Адеса) больше всех запомнилась последняя — тонкостью письма, редкой для 22-летнего автора, и нестандартностью темы, где при желании можно различить даже отзвуки «Щелкунчика». А на сцене в этот день была «Лондонская симфониетта» — ведущий английский ансамбль современной музыки, для статусного фестиваля «Другое пространство», безусловно, ценный гость.

Марина Гайкович
Зав. отделом культуры «Независимой газеты»

www.ng.ru