Возвращение к Одиннадцатой симфонии

Госоркестр Татарстана открыл сезон мощным исполнением Шостаковича

Александр Сладковский и Нарек Ахназарян после исполнения Первого виолончельного концерта

8 октября в Казани в зале имени Сайдашева открыл концертный сезон Государственный симфонический оркестр Республики Татарстан под управлением Александра Сладковского. Программа и уровень ее исполнения — прежде всего в том, что касается Первого виолончельного концерта и Одиннадцатой симфонии Шостаковича — по мнению обозревателя «Труда», далеко превзошли рамки рядового календарного события.

Госоркестр Татарстана — сейчас один из самых динамично развивающихся симфонических коллективов России. Доказательства тому — переполненные залы не только в Казани, но и на гастролях в Москве и других городах, активный отклик со стороны Михаила Плетнева, Дениса Мацуева, Бориса Березовского, Леонидаса Кавакоса и других прославленных солистов, охотно участвующих в фестивалях и концертах коллектива.

Из самых свежих фактов: в год 110-летия Шостаковича именно госоркестру республики фирма «Мелодия» заказала запись всех симфоний и инструментальных концертов великого композитора. И эта энциклопедическая работа была проделана минувшим летом менее чем за месяц.

Не удивительно, что ГСО сейчас особенно востребован с шостаковичевским репертуаром. Например, в столице России 25 сентября, в день юбилея Дмитрия Дмитриевича, в двух главных симфонических залах соревновались друг с другом в исполнении Шостаковича БСО Владимира Федосеева — в Большом консерваторском и ГСО Александра Сладковского — в зале Чайковского.

Конечно, уровень выступлений казанцев, как правило достаточно высокий, не всегда одинаков. Тот же концерт в зале Чайковского — бесспорно, достойная исполнительская работа: два фортепианных концерта с участием стремительного (иногда даже чуть слишком) Дениса Мацуева, классически отлитая Пятая симфония… Но подобных выступлений в активе коллектива много. Да и сам репертуар, особенно Первый концерт и Пятая симфония, не хочется говорить «ординарен», но уж очень очевиден.

Не то в Казани. Впрочем, начали тоже с демонстративно популярной вещи — Праздничной увертюры. И, кстати, как раз к ее исполнению можно было бы предъявить претензии: для создания жизнерадостного колорита не обязательно было брать такой несолидно торопливый темп с первых же торжественных аккордов. Да и сами эти аккорды произвели странное впечатление «плывущей» пластинки из-за не очень устойчивой интонации труб. Хотя в целом свою роль введения в программу, этакого нарочито парадного фасада, за которым последовали совсем непарадные размышления композитора-трагика о жизни, произведение сыграло. Композиционный ход со стороны Сладковского точный и отражающий жизненную ситуацию Шостаковича, вынужденного сочинять «для руководящей и направляющей» — одно, для себя и своих истинных ценителей — совсем другое.

Это «другое» зазвучало уже в следующем номере — Первом виолончельном концерте. Он, конечно, тоже не так уж редко возникает в афишах симфонических коллективов, но все же с Первым фортепианным по репертуарной востребованности вряд ли сравнится. Не могу сказать, что в равной степени восторгаюсь всеми частями этой партитуры: на мой слух, в первом и последнем аллегро много «общих шостаковичевских мест», саркастической скерцозности, которую можно найти и в других опусах композитора, но в более ярком интонационном воплощении (например, в Первом скрипичном концерте). А вот в медленных частях Дмитрий Дмитриевич достигает удивительной проникновенности музыкального повествования — например, оттеняя виолончельную кантилену тихими переборами челесты, словно рисующими очертания фантастического чертога, куда хотелось бы скрыться от гримас реальности, но этот чертог призрачен, тонкая завеса звона — слишком слабая защита от свистоплясок жизни, господствующих в крайних частях. Особенная же исполнительская удача — огромная сольная каденция в третьей части. Здесь прекрасный виолончелист Нарек Ахназарян продемонстрировал редкое владение звуком — эта часть на большем своем протяжении (а протяжение огромно) выдержана в различных оттенках пиано и пианиссимо, но все до последнего музыкального «слова» произнесено и донесено, эмоционально выстроено в рассказ громадной силы.

Наконец Одиннадцатая симфония, которой отдано все второе отделение. Кстати, в выборе этого сочинения можно усмотреть «биографический» для оркестра момент. Мировой премьерой Одиннадцатой в 1957 году дирижировал легендарный Натан Рахлин, которого через несколько лет Шостакович порекомендовал для руководства вновь созданным Государственным симфоническим оркестром Татарстана, и симфония эта, естественно, стала одной из визитных карточек молодого коллектива.

Правда, до сего момента я бы не назвал ее в числе своих самых любимых у Шостаковича. Да, мастерство, да, масштабное симфоническое полотно… Но не уровень яркости Пятой, Седьмой, Восьмой, Десятой… Прежде всего из-за использованного интонационного материала — революционных песен: этакое, думалось мне, расширенное попурри на темы «Варшавянки», «Слушай», «Беснуйтесь, тираны» и пр. Очередная, как и Праздничная увертюра, «отмазка» для властей…

Но Сладковский со своими музыкантами помог понять, насколько это мнение ошибочно. Прежде всего — какая сила музыкальной живописи! А точнее — невидимого, но буквально ощущаемого в каждой интонации, в каждом тембре КИНОИЗОБРАЖЕНИЯ. Конечно, в этой музыке отразился громадный кинематографический опыт Шостаковича — соратника Трауберга, Козинцева, братьев Васильевых, Герасимова, Файнциммера («Новый Вавилон», «Трилогия о Максиме», «Молодая гвардия», «Овод» и десятки других лент)… Струнные и челеста зачина — это классический образ Петербурга, города-призрака, невесть как выросшего посреди марева снежных равнин. Задушевно-печальная тема скрипок — так и видишь лица женщин, рассказывающих сотни горестных историй о жизни маленьких людей этой имперской столицы и всей империи-монстра. Мятущиеся переклички мотивов под грохот ударных — картина массовой казни и вселенского смятения… Но Одиннадцатая — не просто перенесение приемов киномузыки на симфоническую почву. Шостакович выступает здесь могучим музыкальным драматургом, так сталкивая темы, увенчивая повествование такими грандиозными вершинами, вроде траурно-триумфальной кульминации третьей части — мотива «Обнажите головы» (самоцитата из цикла «10 поэм на стихи революционных поэтов»), — что это вырастает до обобщенного образа всей страны, переживающей великое и страшное потрясение. В этой партитуре резонируют и фильмы Эйзенштейна, и роман Горького «Мать», и стихи революционной поры Блока, и сатирический «Левша» Кукрыниксов… Она одна стоит огромного пласта отечественной культуры!

Поймал себя на мысли: да, в ХХ веке немало прекрасных симфонистов — Хиндемит, Лютославский, Онеггер, Типпет… Но при всем уважении к подобным мастерам — кому еще удалось в такой степени создать симфоническую летопись эпохи, предельно обобщенную и предельно наглядную одновременно? Кто сравнится с Шостаковичем в этом микеланджеловом масштабе выражения? Он такой в ХХ столетии — один.

И все это помогли мне понять казанцы во главе со Сладковским.

Казалось бы, в такой огромной программе бисы невозможны. В первом отделении Нарек Ахназарян рискнул сыграть лишь маленькую, чрезвычайно колоритную и понравившуюся казанской публике пьесу итальянского композитора Джованни Соллимы «Оплакивание», где виолончели неожиданно подпевает сам виолончелист… Но Шостакович слишком властно захватил и оркестр, и зал. И музыканты «оторвали» свой коронный бис — скерцо из Десятой симфонии. Замечу, это же они сделали и в Москве. Но тогда эта сокрушающая музыка проскочила как-то второпях. Теперь же вся ее мощная ткань (кстати, предвосхищающая мотивы и настроение Одиннадцатой) была воспроизведена не только с громадным напором, но и с огромной четкостью. Родные стены помогли?

«Могучая музыка!» — слышу от группы молодых людей, с некоторым удивлением глядя на их военную форму. Неужели, как в прошлые времена, заполняют солдатами пустующие места? Нет, зал во время концерта был переполнен, кто-то даже стоял вдоль стен (в Казани, в отличие от Москвы, такое разрешают, и это, пусть не обижаются на меня пожарные, прекрасная, демократичная традиция). Оказалось — курсантов здешнего Танкового училища минимум раз в неделю выводят на культурные мероприятия, чему ребята очень рады: «Мы же будущие офицеры, армейская интеллигенция», — пояснили они мне. Любопытный штрих…

Чтобы дополнить представление о масштабах и диапазоне нынешней деятельности Госоркестра, приведу лишь еще пару фактов: следующий концертный проект казанцев — оратория Онеггера «Жанна д’Арк на костре» с участием Чулпан Хаматовой и московского ансамбля «Мастера хорового пения» 24 октября в Казани, а 26-го в Москве.

А затем у коллектива — большие европейские гастроли и их кульминация: концерт в Большом зале венского Музикферайна, одной из престижнейших площадок мира. Намечена трансляция по каналу Mezzo. Программа — увертюра к «Руслану и Людмиле» Глинки, Второй концерт Чайковского (солист — Денис Мацуев), «Картинки с выставки» Мусоргского. На бис, обещает Сладковский, обязательно что-то из татарской музыки, скорее всего — сочинение Назиба Жиганова. К слову, друга Шостаковича. И главного инициатора создания Госоркестра Татарстана.

www.trud.ru