Актуальный разговор. Нужен ли студентам «Гамлет»?

Автор: Светлана Ишина

10 декабря, когда Самару с рабочим визитом посетил министр культуры РФ — чтобы поговорить с губернатором и деятелями искусств о государственной политике в сфере культуры, в Самарской филармонии тоже говорили о культуре и о государственной политике в этой сфере. Говорили не руководители, не музыканты — слушатели! После очередного 2-го концерта абонемента № 9 «Дорогами любви» публику попросили не расходиться — предстояла встреча c дирижёром симфонического оркестра, заслуженным артистом РФ Георгием Евгеньевичем Клементьевым. Напомним, этот абонемент в течение многих лет готовят специально для молодёжи по заказу четырёх самарских вузов. Запланированная тема — знакомство со студенческими абонементами следующего концертного сезона — очень скоро переросла в дискуссию, каким быть этим абонементам вообще. Её, эту дискуссию, в хорошем смысле слова «спровоцировали» замечания педагогов самарских вузов: в зале присутствовали преподаватели-культурологи государственного университета и университета путей сообщения.

Абонементы Клементьева в Самаре всегда считались неким откровением, «глотком истины». Потому что любому думающему человеку необходимо общение с духовным миром — так человек устроен. А в этих концертах все 14 лет, пока они существуют, очень много не только музыки, но и звучащего слова — философских размышлений о жизни и смерти, о добре и зле, о любви… Ребятам это нравилось — целые поколения выросли на этих концертах, которые прежде Георгий Клементьев делал вместе с лектором-музыковедом Инной Фельдман, а сейчас продолжает делать с Ириной Цыгановой. Именно за эти духовно-просветительские программы несколько лет назад творческая группа артистов филармонии во главе с Клементьевым получила губернаторский грант.

Казалось бы, замечательно! Не во всякой областной филармонии найдутся такие люди! Но вдруг у практиков вузовской педагогики возникает вопрос: а понятны ли эти программы сегодняшним студентам? Не слишком ли они сложны по содержанию? Не отпугивают ли «заумные» темы молодёжь? Ту самую молодёжь, которая живёт по принципу «Не тормози — сникерсни!», смотрит «Дом-2» и чуть что бежит за «Клинским»… Ну хорошо, не бежит за «Клинским» — просто хочет веселиться и брать от жизни «всё» — что в этом плохого?

Действительно — что? Когда, как не в молодости, радоваться жизни, дышать полной грудью, развлекаться? В наше время были одни развлечения, во времена наших родителей — другие… Так, может, и правда, не «грузить» молодых — пусть живут как хотят?

Филармонию понять можно: с одной стороны она была и продолжает оставаться оплотом духовности в нашем мире, где давно правит бал культ денег, культ инстинктов. Но с другой стороны — она должна сама себе зарабатывать на жизнь, а значит, чётко следить за тем, сколько билетов продаётся на те или иные концерты, по каким причинам публика валом валит на одни программы и игнорирует другие. Вопрос вопросов — надо ли подстраиваться под вкусы публики, в том числе молодёжи, заигрывать с невзыскательной её частью — особенно остро встал после того, как проректор СГУПС Л. А. Тихонова затронула «больную мозоль»: язык, на котором говорит классическая музыка, труднодоступен большей части студенческой аудитории, а, следовательно, нужно осваивать молодёжный сленг (в широком смысле слова, то есть говорить с молодыми на их языке) и искать этим программам какие-то «подпорки» в виде смежных с музыкой искусств. Например, во время звучания симфонического оркестра выпускать на сцену танцоров, крутить кино или, на худой конец, показывать слайды.

«Ну и ну», — подумали студенты и встали на защиту дирижёра, которого, как многие потом признались, видели всего второй раз в жизни — потому что второй раз в жизни были на концерте классической музыки…

***

Мы в редакции долго думали, в какой форме подать вам этот разговор, а потом решили, не мудрствуя лукаво, опубликовать его, как есть… Тема действительно серьёзная, потому что речь не только о концертах для молодёжи — о понятности классической музыки вообще. О том, кто и зачем ходит в филармонию и надо ли насильно заставлять человека быть «культурным».

Итак, слово дирижёру симфонического оркестра Г. Е. Клементьеву.

— Нам всё время с укором говорят — и внутри нашего филармонического дома, и снаружи,- что классика — это сложно, непонятно, и вообще, кто его знает, что это такое. Мы находимся в трудном положении, потому что весь мир живёт сейчас так называемой массовой культурой, но она сегодня совсем другая, не такая, какой была, к примеру, 50 лет назад. Довоенная и послевоенная массовая культура — это такие имена, как Дунаевский, Соловьёв-Седой, Мокроусов, после войны — Аркадий Островский, Арно Бабаджанян, Микаэл Таривердиев… Это была музыка и культура, в которой сохранилась душа, сохранились вечные ценности. Сейчас они выветрились. Содержание поп-музыки стало другим. «Человеческое» в ней практически исчезло. Возникает ощущение, что у человека, слушающего эту музыку, есть только одно желание — потреблять. Потреблять как можно больше материальных благ, жить красиво, комфортно, ну и если позволят обстоятельства, время и здоровье, то (может быть!) и что-то отдать ближнему. Вот это, на мой взгляд, опасно. Потому что это затемняет наше будущее. Очень трудно говорить людям: «Давайте все вместе любить классику!» Эту любовь, эту потребность нельзя навязать. Мы можем только попытаться её воспитать. Что мы в филармонии и пытаемся делать.

Принуждать или увлекать? — вот в чём вопрос

— Может быть, вы слышали о деле Егора Бычкова — борца с наркоманией из Нижнего Тагила, который был осуждён, условно, за принудительные методы, которые использовал в ходе излечения наркозависимых людей. Эту проблему обсуждали недавно на «Эхе Москвы». Он использовал незаконные методы, но получил потрясающие результаты: очень многие люди благодаря ему избавились от наркозависимости. Но он использовал незаконные методы. (Об этом же в ходе недавней «прямой линии» говорил В.Путин: бороться с наркоманией нужно, но в рамках закона, нельзя лишать людей свободы, приковывать их наручниками, какими бы благородными целями эти люди не руководствовались.— Прим. ред.). Многие говорят: «В принудительном порядке человека не вылечишь ни от наркомании, ни от алкоголизма, если он сам этого не хочет». То же, мне кажется, и с любовью к классической музыке. Можно ли принудительно заставить людей любить музыку, ходить в филармонию? А главное — нужно ли это?

У меня в практике в 80-е годы был такой эксперимент. Я тогда работал в Томской филармонии, а Томск, напомню, — это город, из которого родом Егор Лигачёв — один из наиболее консервативных и жёстких членов Политбюро ЦК КПСС во время правления Горбачёва. В ту пору он был первым секретарём Томского обкома партии и держал город в ежовых рукавицах. Если, к примеру, в субботу он выходил на лыжню, то за ним следовал весь обком, горком, все райкомы, исполкомы. Так вот в Томской филармонии была принудительная посещаемость симфонических концертов. Студенты вузов не получали зачёты по общественным предметам, если они не приходили на определённые концерты филармонии. Хорошо это или плохо — не берусь судить. На первый взгляд, конечно, плохо! Но с другой стороны — я прекрасно помню, как ко мне подходили молодые люди — те, кто принудительно посещал наши концерты, — и благодарили. Некоторые из них прорывались такими восторженными впечатлениями от услышанной музыки, что потом приходили на концерты вновь и вновь, приводили своих знакомых…

Но тогда были другие времена. Сегодня всё иначе, сегодня все свободны, в том числе, к сожалению, многие свободны и от культуры. Так что же нам с вами делать? Не с вами — теми, кто сидит сейчас в зале, понятно, что раз вы здесь, значит, что-то вас сюда привело. А с теми вашими сверстниками, кто ещё ни разу не был в филармонии. Нажимать или не нажимать? Увлекать или приводить, грозя двойками?

4 новеллы: о чём они?

Прежде чем ребята стали высказываться по этому вопросу, Георгий Евгеньевич рассказал о студенческих абонементах будущего сезона. Их не называют напрямую «студенческие» — любой желающий, независимо от возраста, может купить абонемент и ходить на концерты (равно как и приобретать билеты непосредственно перед концертом — тут уж как кому удобней). Но всё же в большей степени Г. Клементьев ориентирует их на молодёжь.

Это будут традиционные три абонемента (8-й, 9-й и 16-й) с одной и той же программой, концерты проходят по пятницам в 18.30 и затем повторяются в субботу в 15 часов и 18.30. Большая часть молодёжи приходит, конечно, в субботу: пятница — не самый удобный для студентов день.

Как и в нынешнем сезоне, программа абонементов состоит из четырёх концертов-новелл. Она объединена единой мыслью (именно поэтому филармония агитирует слушателей приобретать абонементы, а не только потому, что стоимость посещения одного концерта по абонементу значительно ниже цены разового билета на концерт). Так вот, единая идея программы — это разговор, посредством музыки, о самых главных проблемах мира, которые волнуют каждого мыслящего человека.

Первый (сентябрьский) концерт посвящён взаимоотношениям Востока и Запада в мировой музыкальной культуре. Будущее цивилизации зависит от того, смогут ли договориться между собой два громадных мира, два «мировоззренческих континента». Слишком оно разное, восприятие жизни на Востоке и на Западе. Но что-то же их объединяет! Концерт построен таким образом, что впечатления от восточной культуры сначала будут представлены музыкой западных композиторов. Это Иоганн Штраус, Морис Равель, Джакомо Пуччини. Дальше прозвучит настоящая китайская музыка. Её автор — Цзо-чжень Гуань, китаец, который учился в Москве, автор произведений, написанных в различных жанрах, от симфонической до вокальной музыки, в том числе имеющей нетрадиционный инструментальный состав. Для его представления самарской публике авторы программы выбрали «Вступление и танец барабанов» из балета «Течёт речка». Наверняка, студентам будет это интересно!

После китайских барабанов мы услышим «Барабаны Аше» — это наш самарский коллектив, девять человек, увлечённых музыкой, ритмом и магическими звуками этнических барабанов. «Аше» в переводе с санскрита — энергия жизни, пронизывающая всё и проявляющаяся через творчество. Одна из программ этого коллектива начинается таким вопросом: «Мастер, что можно услышать в тишине, ведь мы привыкли к разнообразию звуков мира? — В тишине и покое ты услышишь биение своего сердца. И его ритм, войдя в резонанс с ритмом Вселенной, даст тебе возможность почувствовать радость гармонии, рождённую ритмом». Вот так настраивают эти исполнители своих слушателей.

После китайских барабанов и «Барабанов Аше» будут ещё и барабаны кавказские — симфонический оркестр исполнит знаменитую «Лезгинку» из балета Арама Хачатуряна «Гаянэ». А во втором отделении концерта будут впечатления от восточной музыки теперь уже в русской музыкальной культуре: Александр Бородин, «Половецкие пляски» из оперы «Князь Игорь», и Сергей Рахманинов — Второй концерт для фортепиано с оркестром. То есть получается такая цепочка: сначала впечатления западных композиторов от Востока, потом сам Восток, а затем — русские композиторы, Россия ведь всегда посередине, всегда связующее звено, миротворец…

Такая вот интересная намечается программа. И это только первый концерт!

Второй посвящён вечной теме — любви. И разговор будет только о ней — интереснейшая программа, называется «И жизнь, и слёзы, и любовь». И музыка будет подстать названию: «К Элизе» Бетховена, «Свадебный марш» Мендельсона, вальс «Радость любви» Крейслера, вступление к опере «Тристан и Изольда» Вагнера. Во втором отделении — композиция по пушкинским «Цыганам» и гениальной опере Рахманинова «Алеко».

Третья программа (создатели называют её между собой «Вопрос, оставшийся без ответа») — «Быть или не быть?» Она посвящена героям двух литературных произведений — графу Эгмонту из трагедии Гёте и принцу Гамлету Шекспира. О чём она? Да всё о том же — о добре и зле, коварстве и предательстве, которые существовали вчера, существуют сегодня и едва ли перестанут существовать завтра…

Наконец, заключительная четвёртая программа — самая сложная, но и самая глубокая. Называется она «Метаморфоза впечатлений». Что за впечатления и что за «превращения» — можно судить по её содержанию. Начинается она с музыки, скажем так, весёлой: «Танец с саблями» Хачатуряна, потом Россини, блестящая Увертюра к опере «Сорока-воровка». А вот дальше веселья уже совсем нет. Помните, в начале восьмидесятых вышел фильм грузинского режиссёра Тенгиза Абуладзе «Покаяние»? Помните, о чём этот фильм? Музыку к этой кинопритче написала Нана Джанелидзе. А вот другой грузинский композитор — Гия Канчели (тот самый, который написал музыку к фильмам «Мимино», «Кин-дза-дза!», «Паспорт» и многим другим) незадолго до «Покаяния» написал симфонию на эту же тему — тему ужаса тоталитаризма. Страшная симфония. Вернее сказать — правдивая, потому что не только словами, но, оказывается, и музыкой можно показать, сколько зла существует в мире и в искусстве как его отражении… В концерте будет исполнен небольшой фрагмент из этой симфонии. После чего, по замыслу авторов программы, у слушателя волей-неволей должно возникнуть ощущение человека, который не знает, куда идти. Сначала он попал на восточный базар («Танец с саблями»), потом на весёлую свадьбу («Сорока-воровка»), потом оказался в эпицентре урагана зла (Канчели), наконец, выходит из всего этого водоворота в состоянии прострации: как жить дальше, о чём думать, к чему стремиться? И вот в этот самый момент в оркестре звучит изумительная, «небесная» музыка Густава Малера — «Адажиетто». Человек шёл по дороге своей жизни, размышлял о добре и зле, и вот он подошёл к храму. Раздаётся пение хора, «пение» оркестра — это звучит фрагмент сочинения Антона Брукнера «Те Dеum», в русском переводе — «Тебе, Бога, хвалим», то есть хвалебная песнь Богу. (Клементьев поясняет: считается, что когда молишься, нужно не просить о чём-то, а благодарить Бога. Благодарить за всё, что он нам даёт — за саму эту жизнью, за красоту, которая в ней есть). Об этом музыка Брукнера! Ну, а заканчивается этот концерт музыкой совсем не «храмовой».

— Наш храм, — поясняет дирижёр, — это храм любви, потому что Бог — это любовь. И мы сыграем вам в заключение Петра Ильича Чайковского, Увертюру-фантазию «Ромео и Джульетта». Это музыка на все времена. И притча Шекспира — тоже на все времена. Таким образом, мы обозначим в этом абонементе четыре главные темы: Восток-Запад, любовь и вечность, добро и зло (Эгмонт, Гамлет) и — путь к Храму. Пройдя эти четыре новеллы, мы вместе с вами многое узнаем и многое приобретём. Блаженный Августин сказал, что тот, кто слышит музыку, тот слышит Бога, а тот, кто музицирует, слышит Его дважды. Так что вы, придя к нам, услышите в музыке самую высокую истину…

…После этих слов кто-то из молодых людей в зале крикнул «Браво!», и ребята одарили дирижёра жаркими аплодисментами, одобрив таким образом весьма непростое содержание задуманной им программы.

Но в этот самый момент один из преподавателей, присутствовавших в зале, вдруг произнёс: «А что толку, что эти программы интересные, если в них непонятно ни одного слова!». И разгорелась настоящая битва «отцов и детей».

Биться надо за вечное! Иначе жизнь прекратится…

Мы неспроста так подробно рассказали вам о студенческих абонементах будущего филармонического сезона: именно они стали камнем преткновения в главном вопросе конференции — понятен или нет молодым людям язык классической музыки? Впрочем, и концерт, только что отзвучавший, тоже вызвал много вопросов. Дирижёр Г. Клементьев представил программу, на его взгляд, самую что ни на есть понятную молодёжи — о любви. Педагоги запротестовали: трудно! сегодняшние студенты не так умны, чтобы понять музыку Шумана и Брамса. Как и трагедии Шекспира — ну кто сегодня читает «Гамлета»!? Студенты возмутились: что же тут непонятного?

«Шекспир — это слишком сложно!»

Лариса Алексеевна Тихонова, проректор СГУПС, пояснила свою мысль: никому не придёт в голову заставлять ребёнка читать Шекспира в подлиннике, если он, ребёнок, только учит английский алфавит. Многие студенты, особенно технических вузов, — те же дети: они ещё не знакомы с философией, теорией и историей культуры, образно говоря, они ещё «учат алфавит». А филармония им — сложные программы, которые большинству непонятны даже с комментариями лектора-музыковеда!

— Нам как практикам вузовской педагогики хочется, чтобы вы, — обратилась она к дирижёру, — взяли их за руку, научили музыкальному языку и привели к той философии, которая есть в ваших программах. А не бросали, как котят, в бездонное море классической музыки. Нельзя говорить с молодёжью тем языком, каким мы говорили со студентами 10 или 20 лет назад. Да, наши дети — потребители, да, у них «клиповое» мышление. Но их надо выводить из этого состояния, а для этого — экспериментировать, включать в музыкальные программы видео, живопись, хореографию. Некоторые студенты не знают, какие инструменты в симфоническом оркестре, как они звучат. А вы им сразу высокие материи… Они ничего не поймут, и это даст обратный эффект.

…И посыпались реплики из зала.

«Язык музыки — это язык без слов!»

— Я бабушка студента, и я вас уверяю: и Второй концерт Рахманинова, и все остальные произведения, которые заявлены в программе, поймут все молодые люди, даже без подготовки! Вы не о том говорите. Здесь другой язык — язык музыки. Здесь не нужно учить алфавит, музыку чувствуют душой, сердцем…

«Нельзя всех под одну гребёнку…»

Александр, студент:

— Я посещаю молодёжные абонементы не первый год. Не сказал бы, что отличаюсь каким-то высоким уровнем развития, но мне кажется, что студенты разные, нельзя всех под одну гребёнку! И из-за того, что кому-то неизвестны инструменты симфонического оркестра, опускать планку нельзя. Если человек не хочет развиваться, ничто не заставит его посещать концерты — ни угрозы двойки, ни уговоры. Потому что ему так легче живётся, без культуры. А кто-то хочет развиваться. Вот и всё. Кстати! В филармонии есть абонемент, где знакомят с инструментами симфонического оркестра, кому нужно — ходят и знакомятся. Это, как с примером про наркоманов: не захочет человек — насильно не заставишь.

Почему вы считаете студентов примитивными существами?

Наталья, студентка:

— Я, честно говоря, удивляюсь, почему уважаемые педагоги говорят о нас, студентах технических вузов, как о людях малообразованных, не способных понять серьёзную музыку? Почему вы считаете нас примитивными существами? Я вот, например, из технического университета, по специальности нефтяник-буровик. Но я окончила художественную и музыкальную школу, мне понятно и интересно всё, о чём говорит дирижёр. Мне кажется, люди, которые ходят в филармонию, в театры, — это та часть общества, которая изначально была, если можно так выразиться, элитарной. Не в том смысле, что это люди с каким-то большим материальным достатком. Это люди с определёнными свойствами души. Вы хотите популяризировать классику, привести в этот зал всех и каждого, но это, мне кажется, невозможно. Потому что целое поколение выросло — тех, кому сейчас по 20 лет, в том числе мои друзья, с кем я общаюсь в повседневной жизни, — это люди, которые не интересуются искусством, о чём я, кстати, очень сожалею. И мои уговоры прийти в филармонию ничего не дадут. Они пойдут туда, куда стремится их душа. Хоть даже и на дискотеку. Им классическая музыка не то что бы непонятна, просто они выросли в другой среде, воспитаны по-другому.

«Мне понятен и Шуман, и Брамс»

Владислав:

— Я студент технического университета, как ни странно, а вот на концерт пришёл! Вы так говорите, что можно подумать, что если человек «технарь», то классическая музыка — не для него. Странное утверждение! Я посетил сегодня второй концерт, раньше в филармонии не был. И благодаря этому концерту понял, что многое в жизни потерял. Но теперь уже точно знаю, что буду и дальше ходить на программы Георгия Клементьева. Нисколько они не сложные и не заумные. Мне, например, был понятен и Шуман, и Брамс… Тем более, лектор всё рассказала, как музыка создавалась, как два этих гениальных композитора любили одну женщину. Музыка прекрасная, только человек, который любит, может такую музыку сочинить!

Игорь, студент:

— Я боюсь, что мы никак не сможем помочь филармонии привести сюда тысячи и тысячи молодых людей, потому что это желание — познать истину, о которой говорит Георгий Евгеньевич, — зависит только от каждого конкретного человека, от его устремлений. Вы можете только одно — сделать человека просветлённым. Спасибо вам за это!

Вечные ценности не могут быть изменены

Дирижёр Г. Клементьев:

- Спасибо, друзья. Я хочу начать с конца. По поводу экспериментов по соединению различных видов искусств. Мы работаем в этом направлении, и в программе абонементов нынешнего сезона есть такие концерты. Возможно, будут они и в будущих концертах — если мы найдём средства сделать видеоряд.

Второе, по поводу «сленга», к которому меня призывают уважаемые оппоненты, убеждая, что нужно говорить на языке, понятном потребителю. С этим я категорически не согласен! Существуют вечные ценности, и они ни при каких обстоятельствах не могут быть изменены. Потому что, изменяя язык, мы изменяем смысл, истину. Всё, что сказал Иисус Христос, всё, что говорил Будда или Магомет, — это на все времена. В их словах нельзя изменить ни одной запятой. Из-за того, что кто-то пытается реформировать эти каноны, происходит очень много трагедий, войн. Если мы пойдём в деле культурного развития молодёжи по пути снижения планки и приближения языка к «сленгу», то культуру мы разрушим.

Педагоги:

— Но программа о «Гамлете» действительно очень сложна! Студенты не читают Шекспира — что они смогут понять в музыке?

Дирижёр Г. Клементьев:

— В этой программе будет звучать не только музыка Бетховена, и не только Шостаковича из знаменитого фильма Козинцева (со Смоктуновским в главной роли). Это будет литературно-музыкальная композиция, в ней будет художественное слово. Не думаю, чтобы ребята не поняли, о чём идёт речь!

«Уже хочется пойти в библиотеку!»

Алексей, студент:

— Спасибо вам за подобранную программу будущего абонемента! Мы с моей девушкой обязательно пойдём на все концерты, и на «Гамлета» в том числе! Вы нас так заинтриговали, что уже хочется пойти в библиотеку и наконец прочесть Шекспира! А если серьёзно, вы, Георгий Евгеньевич, исполняете очень хорошую музыку и очень интересно о ней рассказываете. Я уверен: если бы мои сверстники услышали вас, а не просто прочитали в афише, какие будут концерты, то многие бы пришли сюда, даже из любопытства. Потому что такого, как в филармонии, нигде нет! А что касается того, понятно или нет… Мне вся программа понятна. Мало того — она мне по душе, это то, что бы я очень хотел услышать.

Анна, студентка:

— Я тоже в филармонии всего второй раз в жизни, и, признаюсь вам, получила большое удовольствие от прослушанного концерта. Мои эмоции, впечатления от музыки настолько велики, что их трудно передать словами. Программа очень насыщенная, яркая. Честно говоря, я не понимаю, почему присутствующие здесь педагоги говорят, что абонементы эти спорные, что они сложны, особенно студентам технических вузов. По логике преподавателей, человеку, который ходит на дискотеку, классическая музыка не доступна в силу скудости мозгов. Но это не так! Всё действительно зависит от конкретного человека. Я считаю, что вы как дирижёр правы в своём видении, и вы правильно делаете, создавая такие программы, люди их понимают! Хотя это, конечно, не «музыка дискотек», здесь нужна работа души. Мне понятнее ваше, Георгий Евгеньевич, видение этого процесса. Я вам очень благодарна за этот вечер и считаю, что вы должны идти своим путём, никого не слушая и не сворачивая с этого пути!

(Аплодисменты в зале)

Дирижёр Г. Клементьев:

— Огромное спасибо! Я бы хотел сделать ещё одну реплику в защиту понятности музыкальных образов. Был такой замечательный советский философ, искусствовед, лингвист, основатель семантики, семиотики, учения о детской психологии Лев Семёнович Выготский. Он написал работу «Психология искусства». Так вот, анализируя басни Крылова, драмы Шекспира, рассказ Бунина «Лёгкое дыхание», он обнаружил идею, совершенно противоположную марксистской идее эстетики, в которой форма соответствует содержанию. На самом деле в результате блестящего анализа, особенно «Гамлета», он доказывает, что форма находится в противоречии с содержанием, и именно из этого противоречия, из противостояния формы как структуры и формы как процесса, возникает совершенно особая психологическая картина. Произведения гениев, независимо от того, какой это материал, будь то Суриков или Шекспир, или Чайковский, построены таким образом, что они «берут» нашу психику и так нас впечатляют, что доводят нас до катарсиса — максимального напряжения внутренней жизни, которое разрешается в психологическое просветление. По смыслу оно является духовным преображением, проявляющим биосоциальную функцию искусства.

Это процесс, который является внутренним смыслом любого гениального произведения. Это то самое, что не оставляет равнодушным никого. И человеку, который вовлечён в этот процесс, не нужно знать философию, не нужно быть знатоком музыки! Скажу крамольную вещь — даже замечательные слова лектора-музыковеда ему не нужны! Нужно просто отдаться музыке и пережить с ней величайшее напряжение, величайшие трагедии — чтобы подняться к первозданному свету… Это — закон психологического восприятия. Поэтому всё, что уважаемые оппоненты сейчас мне говорили о сложности языка, о сложности «Гамлета» — не соответствует действительности. Правильно сказала бабушка студента — музыку чувствуют душой, тут не надо знать алфавит…

Заместитель директора филармонии Светлана Владимировна Герасимова:

— Я предлагаю перевести наш разговор в несколько иную плоскость и поразмышлять над тем, почему сегодня в зале так много свободных мест. Откроем вам, ребята, небольшой секрет. На сегодняшний концерт в вузах Самары была бесплатно роздана почти тысяча билетов. А пришло только ползала… Как сделать так, чтобы вас здесь было больше? Подскажите нам!

Евгений, студент:

— Надо закрыть пивнушки, убрать с уличных щитов циничную рекламу, убрать пошлость с телеэкранов и перестать считать людей быдлом. (Аплодисменты). Потому что эта проблема лежит не в музыкальной плоскости — в плоскости духовной. Рыба гниёт с головы — надо, чтобы руководители страны понимали, что культура — это основа основ…

Елена, студентка:

— Проводить почаще подобные встречи и не считать, что со студентами надо говорить, как с малыми детьми.

С. Герасимова:

— Ну, а вы сами готовы помочь нам? Например, рассказать своим сверстникам, что наши программы познавательны и интересны? У филармонии есть свой сайт, форум. Есть группа «ВКонтакте», страница в «Живом журнале» — вы можете написать туда своё мнение о сегодняшнем концерте? Хотелось бы, чтобы наше сообщество росло — для этого мы работаем!

Ирина, студентка:

— Рассказать, написать о концерте — да, можно. Но возымеет ли это эффект, который вы ждёте? Те, кто хочет — ходит в филармонию, кто не хочет — не ходит и вряд ли будет сюда ходить… Даже близкие знакомые, когда я их зову на концерт, пожимают плечами — им интересно другое. Это не значит, что они плохие люди — просто у них другие интересы…

Чтобы не потерять человеческое…

Дирижёр Г. Клементьев:

— По поводу того, что интересы другие и выросли в другой среде… Знаете, когда я был маленький, мама иногда водила меня в кинотеатр Ленинского комсомола на хорошие фильмы. Перед началом киносеанса небольшой симфонический ансамбль исполнял классическую музыку. И публика с удовольствием её слушала, узнавала известные произведения. Люди их знали, потому что по радио в те годы постоянно звучала хорошая музыка — и популярные песни, и классика. И народ был воспитан на хорошей музыке. Так что если говорить о корнях сегодняшнего, мягко говоря, прохладного отношения молодёжи к классической музыке, надо помнить о том, в какую эпоху это поколение родилось, под какую музыку выросло… И ответа на вопрос «Что делать?» мы с вами не найдём. Потому что мы не можем упразднить телевидение со всеми его бездуховными передачами. Не можем закрыть низкопробную эстраду, которая льётся в том числе и с нашей сцены…

О Киркорове и «Брестской крепости»

— Не могу забыть один свой недавний концерт, — продолжает Г. Клементьев. — Накануне на этой сцене выступал Филипп Киркоров — пел, плясал, бегал по залу и, извините за грубое слово, «лапал» девушек, а они… млели от счастья: Киркоров! А на следующий день у меня была программа в хоровом абонементе, где исполнялась оратория Германа Галынина «Девушка и смерть». И когда мы с музыкантами вошли на эту сцену, у нас было физическое ощущение колоссальной грязи… Ведь в принципе — нельзя эти вещи соединять на одной сцене. Но что делать, если другой сцены нет? Я знаю только одну филармонию в России, счастливую филармонию — Красноярскую. В ней существуют два зала: огромный, на 1200 мест, в котором идёт только эстрада, и маленький, на 650 мест, концертный зал, построенный амфитеатром, в котором работает симфонический оркестр и звучит только классика. Два этих зала стоят спиной к спине, разделённые стеной трёхметровой толщины. И два огромных мира, два музыкальных направления — эстрада и классика — не пересекаются, между ними «фильтр». Одна такая филармония на всю Россию…

Так что это тоже проблема: ведь убрать сегодня «попсу» нельзя, потому что филармонии нечем будет жить… Это тот самый вопрос, на который нет ответа — так же, как у непонятного кому-то Гамлета…

И печальная статистика, о которой говорят уважаемые оппоненты, вовсе не означает, что то, что мы делаем, — это плохо или неправильно. Нам с вами нужно стоять за классическую музыку, как в Брестской крепости, — насмерть. Педагоги нам говорят: тогда студенческие абонементы умрут! Уверяю вас — не умрут. Уж если большевики не смогли уничтожить русскую культуру, которая досталась им от дореволюционного времени, то никто не уничтожит культуру и сейчас! Всегда будут «сумасшедшие», которые хотят жить в прекрасном, вечном и добром мире. Как будут и те, кто хочет копаться в грязи, они тоже рождаются каждый день. И это закон жизни! Добро и зло сосуществуют…

О «говорящих головах», которые несут бред

— И ещё одна маленькая деталь. Не так давно моя старшая дочь, в Москве, принесла мне журнал «F5», молодые люди, возможно, его знают, это еженедельный журнал в стиле блога о самых интересных новостях интернета. Я обратил внимание на статью за подписью некоего Дэвида Бирна, певца, лидера «вокально-орального», как я их называю, ансамбля — «Talking Heads» (в переводе «говорящие головы»). Написано, что он крупнейший музыкант современности, композитор. Так вот этот «крупнейший музыкант» рассуждает о том, как среда, в которой исполняется музыка, влияет на процесс её создания и исполнения, и говорит, что рок-музыка обладает самыми высокими достоинствами, которых нет у классики. По его мнению, поскольку большинство современной поп-музыки вышло из Западной Африки, она может существовать в любом пространстве, потому что в ней есть ритм, богатейшие гармонические модуляции и есть смысл. В то время музыка классическая всего этого лишена. Послушайте католическую мессу, говорит он, там звучат какие-то долгие, никому не понятные звуки, почти не меняется тональность, отсутствует ритм, гармоническая жизнь очень бедна. И спасает впечатление от музыки только великолепная акустика католических храмов, в которых она звучит (то есть сама по себе музыка ничего не стоит?!! Вот такое «глубокомысленное» рассуждение о синтезе искусств…).

Прочитав этот, извините, бред, я стал листать журнал дальше — в надежде на то, что раз напечатали это мнение, то, возможно, на следующей странице будет мнение специалиста, который опровергнет эти жуткие домыслы. Увы, нет! О чём это говорит? О том, что процесс оболванивания дошёл до крайности. Человек, не имеющий представления о классической музыке, берётся её критиковать. «Говорящая голова» не ведает что говорит! И самое страшное — никто с этим не спорит! Мнение рок-музыканта выдаётся за истину… Нас попросту затоптали! Мы работаем фактически для узкого круга людей — для несчастной тысячи человек, которая ходит в филармонию (хотя скорее для счастливой тысячи или для нескольких тысяч человек на весь большой город). Эти люди знают, что есть истина. Для всех остальных уготовлена ложь и полуправда, в блестящей упаковке…

Ну жалко же людей! К чему мы придём? Мы же скоро на четвереньки встанем, превратимся в стадо! Не мы — так наши потомки. Биться надо за вечное! Иначе жизнь прекратится… (Аплодисменты)

Мы все атланты и держим небо…

Уже на следующий после конференции день, в субботу, концерт «Дорогами любви» повторялся в филармонии дважды. И оба раза зал был полон (ещё одно доказательство, что пятница — неудобный для студентов день). Артистам аплодировали стоя, долго не отпускали их за кулисы. Потому что программа была такая. Изумительная и по содержанию, и по исполнению. Один Николай Фефилов с фортепианным концертом Шумана чего стоит!

…Когда в дом к Шуману и его жене Кларе Вик впервые пришёл молодой Брамс — и исполнял весь вечер свои сочинения, Шуман написал в дневнике три слова: «Был Брамс. Гений». Когда Николай Фефилов сел за рояль и исполнил Шумана, захотелось написать на программке: «Играл Фефилов. Талантище!». Один из лучших пианистов Самары (а может быть, и всей России), он играл настолько тонко и проникновенно, что замирало, останавливалось сердце. Не играл, а повествовал — историю любви двух гениев, Роберта Шумана и его Клары. И оркестр был ему подстать — сливался с ним в одно целое, вызывая у слушателей восторг единения с гениальной музыкой.

Правильно сказал один из студентов: такая музыка может родиться только в любящем сердце. А как же иначе? Для большинства людей, даже умеющих играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, эти имена — Шуман, Брамс — всего лишь имена (как при разгадывании кроссворда: немецкий композитор, пять букв). Но когда люди приходят в зал филармонии, эти имена «оживают», мы видим за ними реальных людей, реальные судьбы…

Два человека, боготворившие одну женщину. Один был её мужем, отцом её детей, другой — преданным другом. Мы не знаем, каковы были в реальности отношения этих людей. Но, слушая их сочинения, начинаем понимать, почему в истории музыки эти имена остались навечно. Два великих композитора и не менее великая пианистка, муза двух гениев, подарили человечеству бесконечную и неисчерпаемую по глубине духовную историю любви. Их музыка как раз об этом — о величайшем благородстве и чистоте их чувств, об их огромном масштабе: любовь, которая обнимает не только две души — целый мир…

Даже после смерти Шумана Брамс, продолжая любить Клару, оставался ей верным другом, во всём поддерживал её и её детей. Его беззаветная любовь «перелилась» в музыку. Один из шедевров — Вторую симфонию Брамса — наш оркестр исполнил сразу за Концертом Шумана. И этот гимн любви снова вызвал восторг публики — не мог не вызвать!

Восхищение музыкой удвоила великолепная вокальная симфония второго отделения, в которой прозвучали отрывки из Верди и Пуччини. Их исполнили три ярких певца — солистки филармонии Ольга Ушкова и Оксана Антонова и солист самарского театра оперы и балета Анатолий Невдах. Всё это составило то эмоциональное откровение, которое потрясло совершенно неприготовленные и неискушённые души слушателей…

…Я слушала этот концерт и думала: неужели кому-то такая музыка может быть непонятна? Разве что человеку, который никогда не любил… Музыка, преисполненная окрылённостью, радостью, надеждой… Ирина Цыганова, рассказывая о ней, нашла самые верные, самые проникновенные слова, которые молодёжь в зале восприняла на «ура» — долгими аплодисментами, криками «Браво!». Какие же ещё нужны слова, какие комментарии, какое знание музыкального языка? Разве восторг, которым был охвачен зал, — не доказательство того, что красота (и, как добавлял Николай Рерих, её осознание) спасёт мир! Осознание красоты приходит не от слов, объясняющих её, а от той доверительной и выразительной интонации, которой были исполнены эти шедевры…

Музыка — искусство интонационное

Ответ на вопрос, какие нужны слова, чтобы понять музыку, дал сам дирижёр. Скорее даже не студентам, а педагогам — рассказав о разнице между ментальной природой науки и образной природой искусства. Г. Клементьев убеждён: противоречия между философской высотой музыки и неподготовленностью слушателей, о котором говорили на конференции практики вузовской педагогики, — на самом деле нет. Потому что высокая философия существует в понятиях и словах (и, конечно, если человек не знает терминологии, объяснить ему смысл идей Канта или Гегеля трудно). А музыка — искусство образное, интонационное.

— Находясь за дирижёрским пультом, я хочу «говорить» без слов, звуками, но так, чтобы каждому было понятно. Ведь музыка, как и речь, соткана из интонаций. И эти музыкальные интонации нужно только воспроизвести правдиво и выразительно. И если мне и моим оркестрантам удаётся создать ту атмосферу правды и те грандиозные кульминации, которые в итоге потрясают нашу психику, измождённую от всех ужасов сегодняшней жизни, то цель бывает достигнута — люди понимают музыку без слов.

Почему же этого не понимают педагоги? Почему так рьяно настаивают на том, чтобы упростить эти программы, подстроить их под среднестатистического студента — того самого, что смотрит «Дом-2» и бежит за «Клинским»?

У голландского живописца 16 века Питера Брейгеля Старшего есть такая картина: шестеро слепых цепочкой двигаются вперёд, держась друг за друга. Первый оступается, падает в яму, за ним падает второй и вот-вот упадут следующие… Это сюжет библейской притчи: «Если слепой ведёт слепого, то оба они упадут в яму». Обсуждение студенческих абонементов невольно навело меня на эту ассоциацию: педагоги-поводыри критикуют сложность музыкального языка, не понимая самой сути — чтобы слушать музыку, не нужно иметь глобальных знаний. Даже «не глобальных» можно не иметь. Потому что искусство в отличие от науки живёт совсем по другим законам и входит в сознание человека независимо от того, каков его культурный уровень.

Собственно, поэтому и конфликта «отцов и детей» не произошло. Было ощущение, что преподаватели ждали, что студенты их поддержат (ведь в самом деле не читали «Гамлета»!). А они, все как один, встали на защиту дирижёра и его абонементов — фактически на защиту классической музыки. Защиту и от агрессивной «попсы», грозящей смести всё на своём пути, и от высказываний «крупнейших музыкантов современности» вроде «говорящей головы» — Дэвида Бирна. И от своих учителей — как ни парадоксально это прозвучит. Родители, гордитесь такими детьми!

Можно не иметь высшего образования, не знать инструментов симфонического оркестра, но при этом испытывать потрясения от услышанной музыки, выходить из зала филармонии с чувством просветления, преображения души — и ещё долго в этом состоянии пребывать.

Как признался дирижёр, в таких концертах — главный смысл его существования. Может быть, поэтому молодые люди ушли с концерта с ощущением счастья…

Г. Клементьев:

— Искусство нужно для того, чтобы возвращать человека к высокому, гуманному, справедливому и радостному бытию. Мы очень хотим, чтобы люди это ощутили. Музыка, воспринимаемая залом, делает слушателей сотворцами великой красоты. Это очень важно! Потому что изо дня в день, из концерта в концерт слушатели, приобщённые благодаря музыке к высшим тайнам бытия, становятся способными распространять это одухотворение вокруг себя, по горизонтали, от сердца к сердцу. И самое главное — они могут стать теми «атлантами», которые несут на своих плечах бремя этого прекрасного и яростного мира. В них, этих атлантах, наше будущее. Как бы их мало ни было, они вынесут всё. А ради этого, поверьте, стоит выходить на сцену…