Искушение оперой

Московская Новая опера преподнесла москвичам, а также безусловно, гостям столицы (в их числе ваша покорная слуга, посетившая театр в нынешнем марте) роскошный подарок — в виде постановки «Саломеи» Рихарда Штрауса. Многие из любителей музыки знают этого автора прежде всего по эффектным оркестровым пьесам типа «Так говорил Заратустра». И совсем не знают, как оперного композитора. Между тем, как принято говорить, в творческом багаже композитора не менее 14 (!) опер, что кажется почти невероятным в поствагнеровскую эпоху. Однако, Рихард второй не спасовал перед тенью Рихарда великого, хотя при всем при этом не мог избежать мощного влияния своего современника — это красноречиво показывает партитура его ранней, но уже отмеченной громадным талантом оперы «Саломея», чья премьера состоялась в далеком 1905 году в Дрездене, а двадцатью годами позже — в Москве.

Новая московская (получается, что всего лишь вторая по счету!) постановка 2015 года удивительным образом удовлетворяет не только слух, но и глаз — слышимое и видимое не мешают здесь друг другу, а напротив (как это и должно быть в настоящем оперном спектакле) дополняют одно другое. В меру реалистичное решение (режиссер — Екатерина Одегова) временами балансирует на грани реализма и символизма, как впрочем и сам музыкальный стиль «Саломеи», в котором вагнеровская составляющая преломляется в новых, еще более утонченных формах, свойственных искусству модерна. Сцена не перегружена предметами, с помощью нехитрых приемов (драпировок определенного пространства, затемнений и ярких световых пятен, действия, развивающегося на разных «этажах» — в покоях дворца и подземелье, где заточен Иоканаан) быстро видоизменяется, певцы всегда находятся в центре зрительского внимания. Возможно поэтому визуальный рисунок роли столь важен здесь — начиная от солистов и заканчивая ансамблевыми сценами (как не вспомнить блестяще скомпонованный и проведенный артистами номер со спорящими о пророках иудеями). Но, конечно, музыка является в опере самым мощным средством, погружающим слушателей с первых тактов в странную, дурманящюю атмосферу, в которой томится юная Саломея, страдает немолодой Ирод, пытается обрести душевный покой его жена, борется с демонами Иоканаан…

Саломея — Таисия Ермолаева, Иоканаан — Артем Гарнов (театр «Новая опера»)\

Музыкальная ткань оперы достаточно мелодична, но в большей степени она напоминает скорее распевную речь, нежели кантилену в привычном смысле. Также, как и у Вагнера, примат вокального начала здесь не бесспорен. Большой романтический оркестр представлен во всеоружии, что впрочем не удивительно у такого знатока симфонической «кухни», каким был Рихард Штраус. Коллектив под управлением Яна Латам-Кёнига демонстрирует техническое совершенство, мощь в эпизодах тутти и изысканное звучание в тихих местах — увы, в московской трактовке довольно немногочисленных, а потому так запоминающихся. Однако нашим вниманием завладевают главные персонажи оперы, выписанные Штраусом максимально индивидуально. И первые среди этой четверки (Ирод, Иродиада, Саломея, Иоканаан) — это Таисия Ермолаева в заглавной роли и Дмитрий Пьянов в роли Ирода. Причем если Таисия раскрывается в роли постепенно и неспешно, вроде как примеряя на себя этот образ, а возможно экономя силы на вторую, более ударную для ее героини часть оперы, в которой ее игра и вокал близки к совершенству, то Дмитрий пленяет сразу.

Ирод — Дмитрий Пьянов, Саломея — Таисия Ермолаева

Он удивительно органичен в достаточно сложно выписанной роли Ирода, раздираемого многими противоречиями: убеждает его пластика и мастерское владение нюансировкой и красками голоса. Перекрестный номер двух корифеев — знаменитый танец Саломеи для Ирода становится настоящим шедевром московской постановки. Он решен сценографистом Этель Иошпа необычайно выразительно как раскрытый языком пластики «телесный» ансамбль двух оперных героев (вопреки установившейся традиции сольного исполнения номера).

Небольшая роль Иродиады вышла у Маргариты Некрасовой вполне отвечающей харизме ее персонажа — властной женщины с крепкими нервами (и, кстати, с крепким, насыщенным голосом). Такое амплуа составило в спектакле хороший контраст к эмоционально подвижной паре Ирод-Саломея.

Иродиада — Маргарита Некрасова

А вот Иоканаан (Артем Гарнов) был несколько скучен в предложенных обстоятельствах, хотя, как мы понимаем, это тоже один из ключевых героев оперы, не менее других обуреваемый терзаниями, страдающий за веру. Трактованный певцом слишком прямолинейно, без малейшего отступления от заданного амплуа «обличителя всех и вся» и к тому же внешне весьма статичный (не в пример Саломее и Ироду), образ похоже «потерял» некую изюминку. Думается, что над решением этой задачи — как «оживить» Иоканаана, сделать его человеком той же эпохи модерн, что и остальные персонажи «Саломеи» — постановщикам еще придется поломать голову. Ведь моменты, когда это удается, становятся в опере весьма захватывающими (такова сцена первой части, где пророк воспламеняется, рассказывая Саломее о силе Христа — опять же здесь очень выразителен тандем музыки и режиссуры).

Конечно, театр нужно поздравить с такой блестящей работой, к тому же представленной на языке оригинала. Поздравить и пожелать труппе дальнейшего продвижения в освоении штраусовского оперного наследия. Уж если такова ранняя «Саломея», то какие изыски нас ждут в более зрелых операх Рихарда Второго?

P. S. Все фото взяты с официального сайта театра «Новая опера» http://www.novayaopera.ru/

Автор: Елена Прыткова