Темпераментный Коробейников

В конце января в популярном абонементе Нижегородской филармонии «Пять из десяти» выступил Андрей Коробейников, представив программу сразу из 4-х (!) фортепианных концертов — ничего подобного в этом зале, кажется, никогда и не было!

В одном вечере прозвучали концерты Моцарта, Шопена, Прокофьева и Хиндемита, чьи «Четыре темперамента» вдохновили пианиста на такой своеобразный авторский проект. На этот раз никаких вступительных речей «от автора» не было (хотя предыдущие проекты Андрея сопровождались ими) и все время, а это более 2-х часов, было отдано музыке.
Сочинение Хиндемита с его определенным порядком следования темпераментов (меланхолик-сангвиник-флегматик-холерик), обозначило и негласную расстановку концертов программы, отнюдь не хронологическую. Первым, меланхолическим, прозвучал ми-минорный концерт Шопена. Пианист, по ощущениям, был здесь словно в родной стихии — так естественно и от первого лица звучали лирические мелодии этого сочинения. Обращал на себя внимание мягкий, приглушенный звук, едва доходивший до громких звучностей и представивший многообразную палитру тихих. Что говорить, безусловно, пианист владеет самыми тонкими динамическими нюансами для передачи шопеновской музыки. Но вот это единообразие манеры, на мой взгляд, несколько затушевало те моменты, где мелодия исчезала и партия рояля представляла собой пассажные фрагменты, как это было в разработке. Вот здесь это тихое перебирание звуков было словно переливанием «из пустого в порожнее», усугубляемое еще и полным отсутствием событий в оркестровой партии (только гармоническое сопровождение). Оркестр, управляемый Александром Скульским, в отличие от пианиста подошел к партитуре с более широких позиций, неожиданно воскресив в этой музыке чуть ли не бетховенские звучания (в экспозиции 1 части), но взаимодействуя с пианистом, смог «настроиться» на его волну, отринув излишне тяжеловесную манеру, в общем не свойственную шопеновской музе. Пожалуй, лучшим примером такого установившегося обоюдного согласия стала вторая часть произведения.

Следующим был сангвинистический концерт одного из кумиров Шопена — 26-ой Моцарта, весь пронизанный мажорным колоритом (даже во второй части), что действительно необычно, учитывая что это одно из поздних произведений композитора. Коробейников не стал кардинально менять свою звуковую палитру и здесь также доминировало тихое, изысканное звучание, правда без посягательств, в отличие от Шопена, на поиск «особых глубин». Бесконечные пассажи были сыграны с филигранной точностью на предельно тихой динамике — и левая рука нисколько здесь не уступала правой. Пианист раз от разу пытался придать концерту более сангвинистический характер, словно поддразнивая оркестр все более ускоряющимися пассажами (к сожалению, эта авантюра в финале сыграла с Андреем злую шутку — один из последних пассажей прошел, что называется, мимо нот). Запомнилась в этом концерте каденция 1 части, представившая собой словно отзвук Шопена, иной стиль, но тем не менее гармонирующий с моцартовским.

Второе отделение концерта открыли «Четыре темперамента» Хиндемита. Находящееся в точке золотого сечения, это сочинение стало настоящей кульминацией вечера — настолько органичным было взаимодействие солиста и оркестра, настолько каждый из участников творческого соревнования был достоин своего соперника, настолько ясной и убедительной была его драматургия. Концерт, сотканный из многообразных эпизодов, позволил в этот раз проявить пианисту широкую образную и звуковую палитру, «заразить» слушателей незнакомой музыкой (думаю, что в зале не нашлось бы и десятка знающих этот опус Хиндемита), так естественно и (это было видно!) с большим воодушевлением преподнесенной всеми участниками исполнения. Думаю, что с легкой руки Андрея Коробейникова, этот концерт получит «постоянную прописку» в афише филармонии. Концерт-флегматик Хиндемита, тем не менее, завершился ослепительным мажорным холерическим финалом, оспаривать у которого «большую холеричность» пришлось Третьему концерту Прокофьева, завершавшему вечер.

И все-же он не затмил опус Хиндемита! Да, была виртуозность исполнения и снайперская точность в моментах окончания быстрых частей (особенно первой), образная характеристичность, ансамблевое взаимодействие. Но такого единого тока развития, какой был в немецком сочинении, здесь не было, что ощущалось по «швам», возникающим между некоторыми разделами в пределах одной части. Усталость, естественная в случае исполнения четырех виртуозных сочинений подряд, несколько помешала Коробейникову в финале, но стойкости пианиста можно лишь позавидовать. Постскриптум от музыканта был и неожидан, и в тоже время в духе программы, сочетающей такие разные крайности — холерик Коробейников, отважившийся на такой опыт, уступил место меланхолику — на бис Андрей исполнил «На тройке» Чайковского, прозвучавшей несколько возбужденней привычного.

Конечно, удовольствие, полученное публикой, заполнившей зал, заслуга самого артиста Коробейникова. Но было бы несправедливо удержаться от похвалы в адрес руководства Нижегородской филармонии, благодаря усилиям которого меломаны города не лишены возможности слышать самых актуальных исполнителей современности.

Автор — Елена Прыткова.