Пианисты сыграли на конкурсе Чайковского сольные программы 2 тура

Дебарг Люка. Фото: tchaikovskycompetition.com

Между тем, второй сольный фортепианный тур оказался непростым по своей драматургии. Не все конкурсанты выдержали напряжение и одолели без потерь сложность выбранных программ. Репертуар практически у всех фокусировался на виртуозной максиме: Рапсодии Ференца Листа, Седьмая соната Сергея Прокофьева с ее почти машинным Precipitato, транскрипции и переложения (Листа, Агости, Горовица, Бузони), сложнейшие сонаты Александра Скрябина и рахманиновские Вариации на тему Корелли. Среди редкостей — Оливье Мессиан «Взгляд Церкви любви» из цикла «Двадцать взглядов на младенца Иисуса» в исполнении Михаила Турпанова, бетховенская Большая соната для хаммерклавира, исполненная Марией Мазо (Германия), Соната фа минор Николая Метнера в исполнении француза Люки Дебарга. С точки зрения репертуара тур вышел захватывающим, но от пианистов в формате виртуозного марафона требовалась еще и физическая выносливость. Некоторые выдерживали с трудом. Польской пианистке Юлии Кочубан, исполнившей три сонаты подряд — Вторую сонату Гражины Бацевич, Третью Шопена и Седьмую Прокофьева, где ритмический пульс финала она преобразовала в огромный энергетический поток звука, захвативший весь зал, но буквально опустошивший ее физически, зал устроил ей овацию за выносливость и эмоциональное исступление.

На втором туре многие участники играли стрессово. Михаил Турпанов в «Вариациях и фуге на тему Генделя» Иоганнеса Брамса, не чисто сыграв текст, впал в бескрасочный, почти ударный звук, от которого не избавился даже в скрябиновской сонате (N7), исполненной в кованной жесткой структуре, без гибкого «плазменного» скрябиновского движения. В Мессиане холодный, жесткий звук из рода «булезовского» авангарда выстроился на фортиссимо во впечатляющий поток постзвучий, эффектно зависавших в воздухе.

Меньше всего, по впечатлению, волнение тронуло 19-летнего пианиста из США Джорджа Ли, еще в первом туре поразившего немыслимой фортепианной эквилибристикой. Причем, в случае с Ли простые аналогии с феноменом «китайского пианизма», кажутся неуместными. Его грандиозная техника, и его совершенно новаторское отношение к фортепианной фактуре, где он творит, будто в других координатах, обновляя всю звуковую картину произведений, абсолютно музыкальны и лишены схоластики виртуозного техницизма. Во втором туре Ли блистательно выдержал марафон из рахманиновских Вариаций на тему Корелли, Венгерской рапсодии N2 Листа и Вариаций Шопена на тему дуэта Дон Жуана и Церлины. А Рапсодия Листа прозвучала у него в формате фортепианного «фэнтези», где каскады аккордов сменялись тонкими, как лепестки, звучаниями, и тут же — какой-то новой боевой «схваткой» аккордов и пассажей на барочную тему.

Среди тех, кто особенно впечатлил на втором туре — Илья Рашковский, исполнявший Фантазию Роберта Шумана и две сонаты Скрябина — N10 и N5, создавая эфирные звучности, пульсации, прозрачности и огромные красивые развороты сложной скрябиновской фактуры. Даниил Харитонов, 16 летний конкурсант, обвороживший зал своей юношеской харизмой и какой-то родниково чистой исполнительской интонацией — красивым ясным звуком, безупречной техникой и в Венгерской рапсодии Листа, и в рахманиновской Сонате N2. Безусловным лидером стал на этом этапе Дмитрий Маслеев, который сыграл сложнейшую программу, включавшую в себя, помимо других сочинений, две «Пляски смерти» — Листа (Парафраз на тему Dies Irae) и Сен-Санса-Листа (в транскрипции Владимира Горовица). Поразила феноменальная легкость и хваткость, с которой пианист разделывался с любой фактурой — будь то пальцевая или аккордовая техника, сложные ритмические структуры, темпы, тембральные краски звука. Но художественной вершиной всего тура стало выступление француза Люки Дебарга, исполнившего Сонату Метнера и цикл Мориса Равеля «Ночной Гаспар». Когда-то репертуарный в Конкурсе Чайковского «Гаспар» на этот раз прозвучал всего один раз: но как! Инфернальное тремоло в «Ундине» с плывущими страшными тихими фигурациями, качающийся на пианиссимо потусторонний звук в «Виселице», внезапно стекленеющий или срывающийся на миг в свинг, тихий жуткий бег и взмахи невидимой сущности в «Скарбо», где беззвучный, возвращающийся наваждением рокот в низах пугал так, как могла бы пугать в ночной темноте химера готического собора. И тот, кто слышал этого «Гаспара», вряд ли забудет его.

Текст: Ирина Муравьева

www.rg.ru