Бетховен. 32 сонаты, Andante favori, Фантазия соч. 77. Михаил Лидский

Без всякого преувеличения можно сказать, что эта запись (MEL CO 1307) есть грандиозное событие! Для тех, конечно, кто понимает искусство и, в частности, музыку как непрерывное освоение (осознание) человеком новых территорий материального и внутреннего психического мира.

Событие историческое по самой своей сути. Потому что оно стоит в ряду считанных дерзких достижений истории исполнительства. В начале этого пути — рождение гения. Бетховен на год лишь младше Наполеона, и оба они принадлежат великой эпохе тектонических перемен. Эпоха Просвещения подготовила появление нового мировоззрения. Человеческая личность по-другому стала себя осознавать. И Бетховен всем своим творчеством и своим достоинством это подтвердил. Никакого раболепства, никаких компромиссов перед совестью и честью человека и творца.

И все, кто берется за Бетховена, поневоле начинают это понимать. И они это понимали. Поэтому каждое исполнение крупным художником произведений Людвига ван Бетховена в чем-то фрактально повторяет условия первородства их появления. И прежде всего, это печать исторической принадлежности и привязки ко времени их оживления, воплощения. А время меняет свою модальность. И каждое воплощение отражает в себе как в магическом кристалле всю суть и подноготную эпохи. На отношении к Бетховену мы тестируем себя перед Богом, если хотите. Кто мы, куда ушли, зачем живем, чего хотим?

Главное — не потерять благоговение, говорил Софроницкий.

Хотя интеграл сонат Людвига ван Бетховена — все еще одно из труднейших исполнительских достижений, чисто технически он стал много кому доступен. И тут-то таится главная опасность. Ну кто по-настоящему знает, что там должно… Привычный подход на эмоциях и психологизме отыграл свою роль еще во времена Листа и Антона Рубинштейна, даже продлившись почти до середины ХХ века. Небывалые высоты бетховенианы гениального Гилельса стали своего рода тупиком для подражателей. Потому что без знания «тайны» паутины безмолвия и тишины, которая окутывает незримо его интерпретации, все очень легко вырождается в формализм. Ну, уж тут никак не могу не упомянуть про «автентистов», оскопивших всякую выразительность в музыке. Но они даже сослужили хорошую службу, обнажив проблему, кстати.

Но еще хуже оных некие маргиналы из когорты самопровозглашенных «легендарных». Но почему же они хуже? Просто у них вообще нет ни мысли, ни концепции, ни цельного логичного музыкального содержания. Просто ученики Консерватории наяривают, как учил когда-то богоподобный император всея конкурсов.

Ладно. Хватит яду. Это ведь того ради, что нужно определиться: а вообще музыка сейчас востребована ли, кроме как в популистском формате богомерзких передач и спортивных конкурсных репортажей? Насколько сейчас публика готова воспринимать что-то по-настоящему серьезное, великое и возвышенное?

Признаться, мне всегда нравился формат Лидского в записи. Все-таки обстановка зала, наполненного большей частью людьми, пришедшими на своего рода спектакль или шоу, влияет и на исполнителя. Не может не влиять это ожидание уже развращенных слушателей «звезд» и разного рода конкурсов. И очень обрадовала запись этих сонат — несколько иная, нежели я слышал до этого в концертах. Да! Лидский все-таки очень «киногеничен» для аудиозаписи.

И вот когда нет этого давления ожидания зала, готового внимать привычным шаблонам тысячи раз отполированных сонат, начинает открываться истинное чудо. Материальная почти зримость каждой ноты, каждой мысли. Нет, это вовсе не туманный мир с неясными силуэтами «на эмоциях». Это полноценный зримый и осязаемый параллельный мир. Мир, совершенно реальный для Бетховена и, к нашей радости, иногда материализуемый штучными мастерами из мира исполнителей-художников.

Не является ли Михаил Лидский неким реликтом мамонтовой эпохи? Да-да. Великой мамонтовой эпохи. Когда была объективная шкала ценностей, «гамбургский счет», совесть, наконец… Постмодернизм все упростил. Все есть текст! Любая особа может развернуть пиар-компанию по раскрутке себя любимого. И ведь работает!

И опять отступление увело меня от магистрального пути.

Итак, XXI век! Интеграл бетховенских сонат. Совсем современный. Устремленный в будущее. Мост, соединяющий нас с грядущем временем, буде оно состоится.

Открывается портал, и вы вдруг оказываетесь в очень интересном мире. В нем все так завораживающе волшебно. Так зримо и вещественно, что, ей богу, забываешь откуда ты там появился. Можно рассматривать удивительные вещи, странные ландшафты, строения. Какие-то люди даже со своими мыслями. Дивный мир! Полноценный. Ничуть не призрачный. И настолько наполненный жизненной силой, что реальность за пределами его кажется какой-то бледной немочью. В самом деле! Сколько же мы тратим часов на «скучание» и меланхолическую тоску-лень.

Ну кто же скажет, что реальность Бетховена не превосходит все наши мечты и смутные томления по чему-то там…

Тут есть нюанс. Лидский переносит нас в этот мир. Властно и чудесным образом. Но мы-то привыкли музыку потреблять как эмоциональный отклик, как наблюдение всегда со стороны, из нашей реальности — за чем-либо красивым и изящным, паче того, виртуозным и блестящим. Чтобы получить вполне себе цирковой восторг. Или слезу умиления.

А вот нет! Чувственного флера нет и в помине. Ничто нас не приглашает разделить эмоции исполнителя. Только голая правда и логика изумительно художественно поданного текста. А если это трогает, то ты уж сам чувствуй в меру своей глубины.

Вот поражает и вызывает уважение и даже страх тот факт, что обладая колоссальной техникой и дьявольским разнообразием красок, Лидский аскетично воздерживается от клавир-гусарских приемчиков. Типа, поразить всех кунштюком октавным или жемчужной россыпью пленительных пассажей.

Это — признак класса!

Высочайшего. Мы тут не говорим о неумехах. Но на стратосферном уровне пианизма важнее и интереснее — что исполнитель сознательно не делает, нежели что он делает.

Музыка обнаженной сути. Без малейшего самопоказа, хотя и в высшей степени поразительно виртуозная в нужных местах. Снят покров эгоцентрической чувственности и «изображения» Бетховена, или каких-то надуманных плановых эмоций. Хотя ни одного места нет не наполненного «чувствами» самой фактуры и гармонической логики автора.

Господи! Так и нужно играть в будущем.

Как бы точнее определить позицию исполнителя? Тот случай, когда в слова никак не укладывается то, что довольно четко осознается.

Лидский выдал нечто подобное гениальным работам математиков или физиков, открывавших новые законы и судьбоносные формулы.

Тут ведь дело не в том, чтобы непременно выучить все сонаты. А ты просто этим жил много лет, вдаваясь в тайные или очевидные смыслы этого цельного мира другой великой души.

Бетховен и сам великий математик. Не смотрите, что умножать не умел, а складывал многократно столбиком.

Зато стройность, строгость, научность и продуманность его композиций — это сделало музыку не служанкой, а Госпожой над миром.

Ганс фон Бюлов, один из первых исполнителей всех сонат Бетховена (в серии концертов), называл эти сонаты Новым заветом. Сравнение интересное, учитывая духовную емкость Евангелий, Посланий и Апокалипсиса. Но все-таки мне представляется не совсем верным. Хотя духовное начало пронизывает практически все достижения людей. И в «Войне и Мире», и в Достоевском, и в Булгакове «бэкграунд» всегда можно опереть на самые базовые ценности и истины, но реальная жизнь вовсе не сводится к «бэкграунду». Кто-то очень умный сказал, что если вместо музыкальной пьесы написать литературный текст, то вышло бы очень много даже из маленькой прелюдии.

Так что, Лидский и его Бетховен — бесконечны. Это даже не энциклопедия. Это параллельная реальность. Великая возвышенная и в укор нам — подзабытая. Да, подзабытая в реалиях карьерных забегов титулованных унтер-музыкантов разного рода.

О люди! Жалкий род достойный слез и смеха!

Жрецы минутного. Поклонники успеха.

Пушкин

Да, УСПЕХ — это тема. Их основная тема.

А мы и вы, дорогие читатели, будем иметь теперь магический омут, куда можем погрузиться в целительную прохладу вечной жизни. Покупаем и слушаем. Понемногу. Как в картинной галерее. Приходя полюбоваться на пару картин.

Петр Спицын