От «Обычных историй» к «Грустному райку»: куда движется нижегородская композиторская школа сегодня?

Автор — Елена Прыткова

В преддверии очередных премьер нижегородских композиторов, которые должны состояться 2 ноября и 6 ноября в консерватории, предлагаю читателю свою недавнюю работу, в которой впечатления от концерта одного из авторов новой музыки стали отправной точкой для разговора о самой композиторской школе Нижнего Новгорода.

20 апреля в Большом зале Нижегородской консерватории состоялся авторский концерт композитора Марка Булошникова с участием симфонического оркестра. Молодой педагог консерватории представил две новые работы, диаметрально противоположные по наполнению и, видимо, преследуемым целям. Бурная реакция публики, довольно многочисленной в тот вечер, сопровождала вокальный цикл «Грустный раёк» на стихи Дмитрия Пригова. Что же так растревожило нижегородских меломанов, которые обычно довольно сдержанно реагируют на премьеры нижегородских же авторов?
Во-первых, сам выбор поэтического источника. Консерваторию можно поздравить — теперь и она (через молодого автора, имеющего прямое отношение к ВУЗу) наконец-то приобщилась к постмодернистскому направлению, которым, признаем честно, весь мир уже давно «переболел». Сочинение основано на поэзии одного из самых заметных художников-концептуалистов Дмитрия Пригова и включает в себя 28 частей, где ключевой фигурой выведен «советский милицанер» — этакий пуп земли, вездесущий и всегда на посту. Также в цикл введены еще два мужских персонажа — лирический герой, рефлектирующий в духе того самого постмодерна, и персонаж-философ, предающийся размышлениям о разных материях, порой имеющих отдаленное отношение к сюжетной линии (партия и того, и другого вначале только словесная, и только во второй половине цикла они начинают петь).

В отличие от двух великих райков русской музыки — Мусоргского и Шостаковича — в центре изображения которых был все же эстетический конфликт старого с новым, «Грустный раёк» Булошникова вроде совсем не о том: на смену художествественным спорам пришли экзистенциальные — не как жить, а чем (или зачем) жить? Вот такая метаморфоза с жанром, судя по всему, тоже в духе эстетики последних десятилетий.

Разнородные (из поэзии разных лет) стихи Пригова, зачастую построенные на легкой и занимательной игре словами и смыслами, сложились у Булошникова в повествование не менее занимательное. Автор, поначалу отдавая дань гротеску (правда в весьма мягкой форме), постепенно меняет ракурс нашего восприятия, уходя от легкой иронии к размышлениям всерьез, целиком подчиняясь поэзии, которая на этот раз диктует, возможно, единственно верное решение — многократную репризу одного из высказываний лирического персонажа на темы философически-бытийные («у меня была кошка…» — «у меня была мать…» — «у меня была страна…»).

Оригинальная поэзия цикла отразилась и на музыкальной составляющей, где заметен принцип стилизации — от барочной мелодии (в номере «Аллилуйя») до советской песни (в стиле пионерской или в стиле эстрадных песен Муслима Магомаева) и рок-баллады (мотив «у меня была…»). Музыка, опираясь на эти «знакомые с детства» мотивы, воспринимается естественно и чуть ли не зовет за собой подпевать (вспоминается «и конечно, подпевать лучше хором…»). Возможно, это вторая, после оригинальных, ни на что не похожих стихов причина слушательской предрасположенности к циклу. Однако, где-то в памяти что-то подобное уже случалось с нами — в творчестве Леонида Десятникова, например, где эта стилизаторская работа сделана не в пример тоньше и изобретательнее, где мелодические модели прошлых времен служат лишь отправной точкой творчества, не заменяя его (вспомним фильм «Москва» Александра Зельдовича с музыкой композитора). Поэтому «продукт», вышедший из-под пера Марка Булошникова, воспринимается все же как несколько вторичный — именно по причине прямого подражания маэстро Десятникову без малейшей доли собственной инициативы. Однако возможно, что для нижегородского автора данный опыт представляется первым этапом освоения абсолютно новой (в контексте консерваторского образования) стилистики в музыке, и (кто знает?) может в дальнейшем он будет развиваться уже самостоятельно в этом направлении?

Вторая работа, прозвучавшая на концерте, — «Обычные истории: оркестр» — должна была стать, по замыслу автора, не менее концептуальной. Как пояснил ведущий концерта, М.Булошников решил каталогизировать современные оркестровые приемы письма. Таким образом мы услышали пьесу, которая в будущем должна вписаться, согласно авторскому замыслу, в более пространный цикл. Пьесу, которая показала удивительную беспомощность композитора, оставленного «один на один» с оркестром. Путеводная нить слова, которая в «Райке» стала определяющей, здесь отсутствовала и мы действительно услышали только «каталог приемов», но не услышали музыки. Обещанные сольные высказывания превратились в монотонный и длительный по времени эпизод, где каждый инструмент поочереди играл только один звук; утомляющая повторность краткой интонации (терции) была «фирменным знаком» и в других эпизодах; музыка представляла собой хаотичную последовательность разделов (быстро-медленно, соло-тутти), так и не сложившуюся — из-за отсутствия какой бы то ни было драматургической идеи — в единое целое.

Слишком малый удельный вес собственно мелодического развития стал своеобразным камнем преткновения «Обычных историй». Из одного звука музыки не сделаешь, но вот уже краткая интонация способна породить определенное движение — та же самая нисходящая терция (о которой велась речь у Булошникова) ведь дала же начало таким произведениям, как Пятая Бетховена или Фортепианный концерт Шнитке. Почему? Потому что их авторы, во-первых, не тормозили мелодический процесс, а, во-вторых (как это ни банально прозвучит), знали, что сказать своей музыкой людям — именно творчески, а не теоретически — каталогизируя…

Последний пример обозначил, на мой взгляд, одну из ключевых проблем нижегородской композиторской школы — сложности, возникающие у большинства авторов при попытках выстроить достаточно крупную инструментальную форму, свободную от привязки к тексту. Т. е. чисто музыкальными средствами выразить и, главное, развить определенную идею или идеи. Возможно, что время симфоний и прошло, однако остались разнообразные варианты других, не менее значимых, нежели симфония композиций — от поэмы до концерта, в конце концов «музыки для…» — которые продолжают развиваться и актуальны для современного творчества. Композитор, считающий себя профессионалом, должен быть таковым в любых жанрах, и в первую очередь в достаточно объёмных инструментальных.

Одной из причин сложившейся ситуации мне видится отсутствие, так скажем, социального заказа на такой тип музыки — в пределах Нижнего Новгорода, разумеется. Филармония настолько редко обращается к исполнению современных нижегородских партитур, что абсолютно понятным становится нежелание авторов «писать в стол». Такое право — быть исполненным — есть только у «заслуженных» (Э.Фертельмейстер, Б.Гецелев), но не как не у молодых авторов. По очередным концертам новой музыки (в основном в консерватории) мы видим, что лидируют жанры с меньшим количеством исполнителей, уже о струнном квартете практически речь не идет. Соответственно, эти жанры (романс, пьеса и т. п.) далеко не симфонического размаха, но зато они будут исполнены. Итак, композиторам просто физически не хватает возможности быть услышанными в крупных формах, а соответственно и развиваться в этом направлении. Одного фестиваля современной музыки «Картинки с выставки», которой пытается восполнить этот вакуум, вобщем-то мало, учитывая то, что в городе имеется еще несколько профессиональных коллективов, кроме филармонического, могущих принять посильное участие в этой практике исполнения — назову оркестр Оперного театра, камерный оркестр «Солисты Нижнего Новгорода», в конце концов симфонический оркестр консерватории, нацеленный на воспитание профессиональных оркестрантов, жизнь которых в любом коллективе сложно будет представить без новых сочинений (Как показало исполнение того же «Грустного райка», студенты в состоянии представить вполне хороший исполнительский вариант).

Вторая же причина связана с недостаточным профессиональным образованием, которое дает консерватория в этой области. Пример с Марком Булошниковым очень показателен в этом смысле — он демонстрирует у автора наличие творческой потенции (в «Грустном райке»), и в то же время какие-то серьезные лакуны (судя по «Обычной истории») в профессиональной области, называемой композиторским ремеслом… Вероятно, что направить молодого композитора — ищущего, талантливого — в наших краях некому. На мой взгляд, в ВУЗе на сегодняшний момент отсутствуют по-настоящему яркие педагоги (они же композиторы!), могущие научить настоящему ремеслу в профессии, где вдохновенье всего лишь «гостья»… Ощущается нехватка таких значительных личностей, какими в свое время были, скажем, основатель нижегородской композиторской школы А. Касьянов, его ученик А. Нестеров, а в двухтысячных — Ю. Фалик, преподававший «наездами». Возможна, что нижегородская школа законсервировалась (большинство педагогов — «дети» и уже «внуки» А. Нестерова) и нуждается в притоке «свежей крови», что в принципе всегда было нормой для ВУЗа, близость которого к Москве способствовала регулярному обмену кадрами между двумя консерваториями.

В связи с этой ситуацией некоторые молодые и наиболее даровитые композиторы рано или поздно покидают Нижний Новгород — город, который не дает возможности их таланту реализоваться в полной мере. Один из последних примеров — Ольга Шайдуллина, выпускница класса Б. Гецелева, запомнившаяся серьезной работой в театре (музыка к пьесе «Король Лир» Шекспира в постановке Владимира Золотаря). Уже после отъезда Ольга порадовала еще одной композицией, прозвучавшей на нижегородском фестивале «Scratch-кантаты», где авторы сочиняли в «предлагаемых обстоятельствах», определяемых оригинальным составом (камерный оркестр, хор мальчиков, сопрано-соло, ударные, саксофоны и диджей) и задачами проекта (взгляд композитора академической школы на иную культуру, в частности хип-хоп). О. Шайдуллину переманила столица и мы видим, что она продолжает развиваться — не только в близких ей театральных жанрах, но и в области чистой музыки, и весьма востребованна в своей профессии. Многие ли нижегородские авторы могут так сказать о себе?

И куда же движется новая поросль нижегородской композиторской школы — в столицу, в более полнокровные регионы (Петербург, Пермь, Казань), за рубеж наконец, лишь бы куда-нибудь за пределы поволжской столицы? Туда, где условия благоприятствуют многогранному развитию нового таланта? Будущее, может быть, даст ответ на этот достаточно принципиальный вопрос, напомню лишь, что в прошлом все это уже было — сам Милий Балакирев (родом коренной нижегородец) блистал и развивался в северной Пальмире, весьма вовремя успев покинуть родные пенаты. Этот список можно продолжать вплоть до наших дней — Сергей Ляпунов, Александр Цфасман, Борис Мокроусов, Сергей Терханов, Евгений Щербаков, Дмитрий Батин… Очевидно, что надо кардинально что-то менять в нашей сегодняшней нижегородской реальности, чтобы новые таланты чувствовали бы себя востребованными «здесь и сейчас», чтобы такие амбициозные и полные новых идей, замыслов, энергии композиторы, как Марк Булошников, Игорь Жоховский, Вера Костерина и многие другие, возможно, только еще получающие начальное музыкальное образование будущие мастера, имели бы и возможность, и, главное, мотивацию для становления в нашем нестоличном, весьма провинциальном, но, хочется надеяться, музыкально живом городе.

(P. S. В баннере статьи на главной странице использована работа американского художника Чада Виса http://chadwys.com. Muzkarta)