В апреле в Нижнем Новгороде мы ждали события, в реальность которого — особенно в наполовину постпандемийное время — верилось с трудом. Город должен был посетить сам Теодор Курентзис со своим оркестром MusicAeterna — знаменитые музыканты впервые в своей семнадцатилетней истории доехали до провинциального миллионника. Событие-бомба, но при этом явно с коммерческим характером (цены на билеты колебались от 2 до 12 тысяч — так дорого Моцарт ещё не доставался нижегородцам), неожиданно заиграло новыми красками — в зале было немало официальных лиц региона во главе с губернатором, культурного бомонда, определённая часть публики прошла по пригласительным. Безусловно, что в этот вечер, исполняя программу дважды, Курентзис смог составить впечатление о самых широких слоях нижегородцев-меломанов и, может быть, удивиться тому, что в качестве площадки ему предоставили сцену театра драмы — не самого концертного пространства города (увы, Нижнему сложно похвастаться великолепными в акустическом плане залами, к тому же ещё и вместительными).
Фото Александры Муравьёвой
Итак, гости привезли моцартовскую программу из двух симфоний — 40-й и 41-й, перед этим презентованную в Москве и Петербурге, а после Нижнего сыгранную в Мадриде и Барселоне (москвичам и петербуржцам повезло больше — они услышали ещё и Масонскую траурную музыку). Мягкое матовое начало соль-минорной симфонии с первых же тактов заставило обратить внимание на сам оркестр: строй был немного ниже обычного, поскольку музыканты играли на квазистаринных инструментах (вероятно, с жильными струнами), скрипично-альтовая группа исполняла партию стоя, виолончелисты зажимали ногами инструменты без шпилей, духовые очень деликатно дополняли общий ансамбль. В дальнейшем, начиная с третьей части, экспрессия всё усиливалась и вот уже оркестр звучал иначе — ярче и насыщеннее, дойдя в финале до драйва вполне в духе сходной (и такой же соль-минорной) «Грозы» Вивальди. Уже первая из сыгранных симфоний показала невероятное мастерство оркестрантов, сбалансированность и почти осязательно ощущаемую кристальность неперегруженного звучания, где ни одна линия не была потеряна или стушевана, где можно было любоваться как общим звучанием, так и вслушиваясь в детали. В исполнении MusicAeterna, безусловно, подкупает и особая спайка коллектива, его увлечение музыкой в процессе исполнения, его выработанный годами, но отнюдь не формальный, контакт с дирижёром.
Специфически старинный инструментарий коллектива позволил Курентзису акцентировать в моцартовской музыке её связь и с барочной эпохой, и с более ранним (ренессансным) временем: те же аллюзии на «Грозу» не были чем-то насильно привнесённым, но отражали сам характер этой музыки. Удивительным образом артисту удалось через партитуру Моцарта заглянуть и в будущее музыки — как иначе можно назвать изумительное воплощение в 41-й эпизода в знаменитой фуге (в разработке), где в одном времени, не мешая друг другу, существуют как бы две музыки — поток струнных и поток духовых? Вот такие особенности трактовки, нисколько не порывающей с традицией, но при этом раскрывающей новые измерения казалось бы хорошо изученной музыки, заставляли зал следить за развитием с неослабевающим интересом.
Совершенно ясно читался и другой месседж дирижёра — пропитанный операми Моцарта, человек театра, он искал и находил в представляемых сочинениях многие театральные моменты (эта связь оперной и инструментальной музыки у Моцарта хорошо известна), играл характерами и ситуациями, порой выражая это в жестикуляции нарочито обнажённо и с прицелом на часть публики, находящей в этом потребность. Этот элемент шоу, как окрестили нижегородцы манеру Курентзиса в ленте Фейсбука, кому-то помогал приобщиться к тайнам Моцарта, а кому-то, как автору этих строк, казался избыточным в некоторых своих проявлениях (скажем, зачем нужно заглядывать буквально в ноты первой скрипке или вибрировать так, словно ты в зале на тренажерах) — притом, что дирижёр, безусловно, владеет и более выразительной мануальной техникой, которую он также демонстрировал в этот вечер. Порой думалось, что сцена драмтеатра, где происходил концерт, в какой-то степени подстегивала Курентзиса к театрализации процесса — некая органика в этом, безусловно, была (хотелось бы проверить это наблюдение в других условиях — но приедет ли маэстро ещё раз?)
Фото Александры Муравьёвой
Однако парадокс исключительного в своей музыкальности грека заключается в том, что порой излишне визуализируя музыку, в голове, как кажется, он держит совсем другую идею — сам ни на минуту не отвлекаясь от пристального вслушивания в музыку, он ведёт в этом направлении и свою аудиторию. В эпоху гаджетов и обилия визуализированных практик это представляется не иначе как чудом.