«Холстомер» Кобекина: из конюшни с любовью

Москва манила — своими новинками. Посетить неизвестный (мне) театр, послушать новую оперу — что может быть лучше? И так получилось, что за полгода я дважды побывала в небольшом, действительно камерном театре Покровского, где с завидной регулярностью выходят новые работы — звучат оперы наших современников, становящиеся мировыми премьерами. Сначала был «Альтист Данилов» Александра Чайковского, а вот теперь — «Холстомер» Владимира Кобекина.

Фото: opera-pokrovsky.ru

О последнем спектакле, получившем престижную «Золотую маску», охота была составить собственное мнение. И вот я в театре, неприметно расположившемся на глянцевой Никольской, упирающейся в Кремль. И жду начала, даваемого по старинке звоном колокольчика в руке распорядителя.
Итак, опера по повести Льва Толстого, что само по себе факт примечательный. Толстой со времен Прокофьева как-то не в чести у русских композиторов. Да что говорить, и оперную «Войну и мир» далеко не все считают удачей композитора…

Как будет спектакль решен визуально — реалистично (в основе ведь текст 19 века), а может быть модерново или даже постмодернистски? («Маску» ведь просто так не дают). Сможет ли музыка быть равной толстовскому тексту? А может ей дано воспарить над ним и унести нас в заоблачные дали, ведь на кону целая жизнь, пусть и лошадиная?

Фото: opera-pokrovsky.ru

По просшествии более двух часов музыки я бы ответила так: опера не авангардна, она не шокирует, а говорит вполне понятным нам языком — как музыкальным, так и постановочным — о «вечных материях» Толстого. Классика в подаче материала, так сказать, побеждает. Музыка Кобекина достаточно легко «ложится на уши», однако при этом все звучит достаточно свежо, но как-будто знакомо: многочисленны аллюзии на Стравинского, Свиридова, вплоть до практически фольклорных и романсовых цитат. «Русский дух» здесь представлен в полной мере, в отличие скажем от повести Толстого, в которой вообще-то не педалируется национальный элемент, хотя и не скрывается его воздействие на развертывание сюжета. Видится мне, что этот элемент и подкупил жюри «Маски» — национальная идея сегодня днем с огнем ищется, а здесь на тебе, чуть ли не на жостовском подносе поднесена.

Первое действие показалось более динамичным (и более быстрым по времени), второе больше упирало на повторы (прежде всего музыкального свойства), затормаживая ход спектакля, хотя многие узловые моменты, связанные с главным героем, происходят именно здесь. Однако блестящая игра и выразительное пение двух Холстомеров — и старого, и молодого (соответственно Романа Боброва и Азамата Цалити) приковывало внимание, не позволяя расслабляться. Эмоции и слова были внятно донесены до зрителя, оба певца не переигрывали, творили естественно на сцене и, соответственно, не форсировали звук. В зале, надо сказать, все прекрасно слышно (он ведь камерный), поэтому странными казались эти децибелы, выдаваемые некоторыми артистами, — страсти страстями, но звуковой эффект превыше всего! Заданная двумя Холстомерами высокая планка достигалась не всегда, порой случались не частые, но оттого не менее обидные промахи: так, по ходу спектакля возникает сцена, где конюх Тарас уводит Холстомера и поет над ним заунывную песню а-ля рюс. Оркестр смолкает, номер звучит акапельно, чувствуется, что это важный момент спектакля, но… ни одного членораздельного слова, как ни вслушивайся в прекрасное (вокально) пение Тараса, в роли которого выступил артист Борислав Молчанов. Только повторяющиеся «ай-люли» как горькая насмешка над потугами слушателя понять ее ставший почему-то тайным смысл.

В музыкальном решении спектакля ведущее место заняли хоровые сцены, они же получили и весьма убедительное воплощение в пластике. Визуально «Холстомер» решен ярко, современно и не без эротики (один вид табуна чего стоит — холеные, подтянутые хористки, «затянутые в кожу», с роскошными прическами-хвостами или их вторые половинки — с обнаженными торсами молодые певцы-кони…). На небольшой сцене, которой располагает театр, выстраиваются многие занимательные мизансцены, в которых словно контрапунктом к музыкальной партии выписана пластическая (по мысли режиссера Михаила Кислярова такое решение роднит эту оперу с мюзиклом). Особенно большая нагрузка (с практически акробатической составляющей) ложится на молодого Холстомера, с которой А. Цалити блестяще справляется.

А вот чего не хватило опере, на мой взгляд, так это наполнения партии главного героя. Я могу назвать два ярких момента, на которых она держалась: первой лиричной арии старого Холстомера «Да, это я, тот самый Холстомер» и второй, динамичной, молодого «Я никак не мог понять, что это значит». Они были яркие по мелодике, запоминаемые по своему рисунку, а вот многое, что было между ними представляло такую своеобразную речь, не похожую в принципе на вокализирование, слишком однообразную по ритму (одна нота — один слог), лишенную мелодической изюминки. Но то, что автор не обделен этим даром (столь ценным для оперы!), показала сентиментальная песня Генерала, спетая Германом Юкавским так по-русски, с такой жалостью к своей прожитой жизни, что она заслужила искренние аплодисменты растроганной публики (вот он, эффект оперы!) Да, именно на этом месте я наконец-то перестала сомневаться, что это и был тот самый певец, что играл незабываемого Кармадона, узнала его характерные интонации и чудесный низкий голос!

Русскую музыку трудно представить без оперы, без пения. А современную оперу трудно представить без московского театра Покровского, где ее холят и лелеют буквально все: от осветителя, работающего в театре с его открытия, до режиссера. Ведь она, судя по таким работам как «Холстомер» и «Альтист Данилов» (последняя вне конкуренции, да простит меня читатель за невольное излияние!), заслуживает этого в полной мере.